Записки чудоголовой
Шрифт:
После полуторачасового чухчуханья, в голове, не умолкая, звучали слова: «Кому мороженое? Мороженое, мороженое, горячее мороженое…». – Это в моем сознании мороженое с горячими пирожками тесно переплелось. Надо же было, нелегальным продавцам с пухлыми сумками на тележках, за одну поездку, раз десять ко мне подойти…. Казалось, что их отправной точкой были кондуктора, от которых эти нарушители упрямо бегали, а конечной – непременно я. Но я ничего не купила. Я в электричках никогда ничего не покупаю. Мороженое там раза в три, а то и в четыре дороже, чем в магазинах, а пирожки… – кто знает, из кого их начинка
Зато по дороге в больницу я купила целый пакет свежих фруктов. Знала, что они не нужны. Но кто же больных с пустыми руками навещает? И…, конечно, красочную детскую книжку, судя по картинкам и названию – очень веселую: «Крыляпсики и задорное детство в кармашках».
Поблуждав среди множества белых гигантских кирпичей с дырками-окнами, я отыскала детское отделения – сердце запрыгало, я поняла, что это оно.
Я подошла к белому столу-уголку. И обратилась к прячущейся за ним кучерявой девушке.
– Простите, я хотела узнать, – девочка по имени Настя…, – она в тяжелом состоянии, – здесь лежит?
– У нас две сотни Насть, – сухо ответила девушка. – Фамилия?
– А? – Я растерялась, почему-то не ожидая такого естественного вопроса. Но ко мне на выручку пришла моя профессиональная зрительная память. Я вспомнила карточку, лежащую на тумбочке в палате. – Светлова. Анастасия Светлова.
– Есть такая. Ее позвать не могу. А к ней – не пущу.
– Но я ее тетя, – соврала я, краснея. Я не люблю лгать.
– К девочке допускаются только ближайшие родственники. А тети таковыми не являются, – девушка даже не смотрела на меня, – ставила автографы под точно не веселыми произведениями.
Я замялась.
– Ну, а хотя бы гостинец передать можете? – Показала пакет.
– Не положено. И вряд ли он ей, вообще, понадобится…, – девушка осеклась, а во мне от ее слов душа дернулась. – Слушайте, мне работать надо. Вы отвлекаете. Идите домой, отдыхайте. – Было заметно, что моя собеседница начинает сердиться.
– Легко сказать…, – прошептала я, печально глядя на фрукты. Я хотела уже уйти, но снова повернулась к столу, поставила на него тяжелый пакет и произнесла: – Тогда, это вам. При вашей тяжелой работе, вам точно витамины положены.
Девушка даже вздрогнула от неожиданности. Наконец, подняла на меня глаза. Теперь румянцем покрылись уже ее щеки.
– Ой, спасибо! Спасибо! Вы меня простите. Я бы вас с радостью пустила. Но, правда, не положено.
– Да, я понимаю, – улыбнулась я. – Вы не переживайте, все будет хорошо. И у меня, и у Насти.
– А я так фрукты люблю. А мне их даже купить некогда, – еще больше порозовела девушка и, оглядевшись по сторонам, спрятала пакет под стол. После чего вырвала из лежащего на столе блокнота листок и, пробежавшись по нему кончиком ручки, протянула мне. – Это мой личный номер. Вы, если что, звоните. Я буду узнавать, как дела у вашей Насти, и сообщать вам.
– Спасибо! – снова улыбнулась я. – Я позвоню.
Дома, лежа звездой на кровати, я смотрела на звездное небо – точнее, на черный потолок со светящимися звездами. Да, я – взрослый человек, – приклеила в своей спальне детские обои на потолок. И не поверю, что другим взрослым этого не хочется. Да, они просто скрывают подобные мечты от тех, кто скрывает их от них. Я лежала звездой под звездами, и в моей голове путались мысли о горячем мороженом, – еще больше надоевшем мне за время обратного пути, – и мысли о девочке, которая очень не хотела оставаться ночью одна, но осталась. На душе скреблись мышки. Мышки, – потому, что кошки, – это уж слишком. Ведь, не я, в самом деле, виновата в том, что Настя осталась в палате одна. И все-таки, мне казалось, будто виновата.
Правая рука нащупала смартфон, а левая – перелистанную мной на десять раз книжку. Словно оттого, сколько раз я ее перелистывала, могло зависеть, увидит ли Настя мое участие в ее жизни.
Я нахмурилась, показывая смартфону, что сержусь на него за его недальновидность…, или за недальновидность волшебного навигатора. Ну, что было проку показывать мне страдающую девочку, если я не в силах ей хоть капельку помочь? Я хмурилась, а смартфон, отразив меня в своем экране, мелькнул картой, и подмигнул мне уже знакомой красной точкой. Часть меня застыла на кровати, продолжая сжимать пальцами часть красочной книжки, а другая часть – хлопнулась прямо на прикроватную тумбочку в больничной палате, вместе с частью книжки. Выходит, и у книг есть оно – невидимое содержимое.
– А что, разве, так можно? – спросила я, сама не понимая кого, и раскрыла книжку, положив ее на воображаемые колени. И сама же ответила: – Возможно, это так мои способности чудить развиваются.
И я читала – не поверите – до самого утра. Книжка заканчивалась несколько раз, и снова начиналась.
И я чувствовала. Всем своим бестелесным существом чувствовала, что чувствует Настя. Я чувствовала, как от моего чтения, ей становится уютно. Как от моего присутствия, по ее телу разливается тепло. Как, от радости забавных героев, темнота, поглощающая палату, становится для нее светом, и окрашивает скучные бледные стены в яркие летние цвета.
Я перестала читать только, когда услышала, как чья-то рука прикоснулась к ручке двери с обратной стороны. И не успела я подумать, что мне бы пора уходить…, или улетать, как оказалась в своей постели…, то есть, в себе…, то есть, в той части себя, что без всякого угрызения совести, отдыхала без меня, воображая себя звездой.
Целых три недели я не спала по-настоящему. Но при этом, каждое утро чувствовала себя отдохнувшей. Каждый день я покупала в магазине или брала в библиотеке новую детскую книжку. С какими только книгами я за эти ночи не познакомила и Настю и себя. «Замурчательные истории Васька и Васьки», «Склад поношенных носков», «У семьи Кру-кру-кру… все Ко!». И прочими, прочими, прочими.
Когда я читала веселые стихи из сборника «Витаминки для сердцевинки», на несколько слышимых только мне и Насте голосов, Настя, как мне показалось, даже улыбнулась. И мне вспомнились не допущенные до девочки тяжелые фрукты. Что ж, тем витаминам путь закрыт, так я другие нашла. И, выходит, даже более полезные. Вот так-то.
А по окончанию последней моей ночи у Настиной кровати, на ее щеках даже появился нежный румянец. И это мне точно не показалось. Так как румянец заметили и пришедшие с утра в палату с доктором родители, и сам доктор, который тут же отметил, что Настя, наконец, пошла на поправку.