Записки десантника
Шрифт:
Подмигнув подругам, Финская сказала строго:
— А ну, господин оберст, оставьте вино! Давайте поговорим серьезно! — и наставила на Курта пистолет.
Вернер даже не повернулся в ее сторону и продолжал сохранять ту же позу, только замахал руками:
— Нет, нет. Сейчас только вино, серьезные разговоры потом.
Галина схватила Курта за жирное плечо, резко повернула, и только тут оберст увидел наставленный на него пистолет.
— Сумасшедшая! Вы же можете выстрелить мне в голову! Прекратите ваши шутки и уберите пистолет, а то я могу… — Он схватился за кобуру, но она оказалась пустой, бросился к автомату,
— Предупреждаю, что я стреляю без промаха и одно ваше необдуманное движение или крик заставит меня разрядить в вашу голову пистолет, — тихим, но внушительным голосом сказала Галина.
— Вы хотите… убить меня? — еле выдавил страшную фразу Курт.
— Никто вас убивать не собирается. Бросьте валять дурака и будьте благоразумны, — вмешалась Марина Молокович.
— Что вам от меня нужно?
— Вы сейчас встанете и под руку с Верой пойдете туда, куда мы вам укажем. Только помните, что я стреляю метко, — твердо чеканя слова, ответила Финская.
Курт помедлил, потом нехотя поднялся и покорно подставил свою согнутую в локте руку Вере. Та быстро подхватила Курта и повела в сторону хутора Старина. Позади следовали Галя, Марина и Александра.
Пройдя с полкилометра, они увидели спешащих им навстречу из леса партизан группы Автушенко. Курт затрясся всем телом, остановился как вкопанный, уставился на Веру.
— Не бойтесь, это мои товарищи, партизаны, — улыбнулась Финская.
— Нет, нет! К партизанам я не хочу! — чуть не плача, залепетал немец.
— Почему?
— Они будут меня пытать, а потом повесят…
— Стыдитесь, оберст! Теперь даже многие ваши солдаты не верят геббельсовской клевете на советских партизан, а вы же полковник! Никто вас ни пытать, ни вешать не будет.
Марина Федосовна и Александра Степановна, поздоровавшись с партизанами, тотчас же и простились с ними, а Финская в сопровождении партизан направилась в глубь леса. Путь был не близкий, надо было прошагать около сорока километров. Предстояло обойти ряд вражеских гарнизонов и пересечь сильно охраняемую железнодорожную линию. И это только до партизанской зоны! А там до штаба еще около тридцати пяти километров…
Двое суток партизаны вели Курта Вернера, относясь к нему с подчеркнутой вежливостью и заботой. Бежать он не пытался и шел покорно.
— А все-таки жаль, что я попал к партизанам, а не в руки какой-нибудь воинской части, — сказал как-то Гале Курт.
— Какая разница? Если вы будете вести себя как нужно, вас смогут отправить и за линию фронта, — возразила Финская.
— Признаться, мне давно уже надоела война. Восемь лет я живу беспокойной жизнью фронтовика, и если там, на западе, мы жили более или менее спокойно, то здесь, на вашей земле, никто из нас не знал покоя. Даже далеко от линии фронта, в тылу, нас подстерегает партизанская пуля… Как ни странно, но только сейчас я впервые за последние два года чувствую себя в безопасности.
Курт признался далее, что и он и многие другие немецкие офицеры сознают безнадежность положения своей армии.
— Сегодня ночью мы должны будем пересечь железную дорогу, — обратилась Галя к Вернеру в конце вторых суток пути. — Линия
— Можете не предупреждать, никуда я от вас не побегу…
Вплавь через Березину
Тем временем по дороге из Борисова на Палик возвращалась с задания другая группа разведчиков: Качай, Капшай и Ржеуцкий торопились доставить в штаб бригады добытые ими данные о железнодорожных перевозках врага и еще одну важную новость: в Борисове появилось до сотни молодчиков, орудующих под вывеской НТСНП — «национально-трудового союза нового поколения». Разведчики поручили Люсе Чоловской уточнить цели этого «союза» и выяснить, кто им заправляет в Борисове. Перед другим связным, Григорием Черновым, они поставили задачу выявить среди борисовчан надежных людей, которых можно было бы привлечь к просачиванию в жизненно важные центры борисовского гарнизона, в частности в разведшколу полковника Нивеллингера.
Надвигалась гроза. Разведчики спешили до ливня войти в поселок Заболотье, где они обычно располагались на дневку, перед тем как пересечь Березину. Вся восточная часть небосклона была уже подернута тяжелыми черными тучами, когда наши боевые друзья достигли Заболотья. В доме знакомого колхозного кузнеца они наскоро перекусили и, расположившись на сеновале, скоро заснули. Разбудил их доносившийся с улицы рокот автомашин. В один миг разведчики были на ногах. Три пары глаз приникли к щелям, стараясь рассмотреть, что происходит на улице. Мимо двора проезжали автомашины с эсэсовцами.
Но что это? На дорогу вышел какой-то человек в штатском. Взмахом руки он остановил одну из машин и стал что-то объяснять высунувшемуся из кабины лейтенанту, показывая на двор кузнеца.
— Предатель! — прошептал Борис.
Машина свернула с дороги, остановилась около дома кузнеца, и сейчас же послышался топот сапог на крыльце дома, стук в дверь.
— Что будем делать, дружки? — спросил Качан.
В это время скрипнула дверь сарая. С автоматами и гранатами в руках разведчики замерли в ожидании. Но это вошла хозяйка.
— Беда, ребятки! — зашептала она, поднявшись по лестнице с ведром в руках. — Ироды у нас в доме. Допрашивают моего старика. Слазьте скорее да прячьтесь в погреб…
Сказав это, хозяйка ушла.
«В погреб? — быстро прикинул в уме Николай. — Э, нет! Перебьют нас там, как мышей в мышеловке. Лучше уж умереть в открытом бою».
Он попробовал прочность досок задней стены сеновала. Доски были не толстые, но держались прочно. Борис и Артур поняли мысль товарища и дружно налегли на доски. Скрипнув гвоздями, доски подались. Еще одно усилие — и две доски оторваны. Через образовавшуюся дыру разведчики выпрыгнули из сарая и, миновав огород, бросились в сторону леса.
В этот момент покрытое свинцовыми тучами небо прорезала вспышка молнии, грянул раскат грома и тяжелыми каплями по земле забарабанил дождь. Порыв ветра донес до слуха разведчиков голоса погони, и тотчас раздались выстрелы, засвистели пули. Но разведчики уже достигли леса и, пробежав еще несколько десятков метров, остановились перевести дыхание. Вдруг справа показались два эсэсовца и с ними тот самый человек в штатском, который выдал партизан.
— Сдавайся, рус! — крикнул передний гитлеровец.