Записки десантника
Шрифт:
Наш разговор был прерван нарастающим гулом приближавшегося самолета. Мы одновременно вскочили на ноги и со стороны домика услышали возбужденные голоса — наши женщины торопились к встрече долгожданного самолета.
Но что это? Со стороны аэродрома в нашу сторону бегут партизаны, слышится команда: «Рассыпаться по лесу! Залечь!». Все еще недоумевая, приникаем к земле и мы.
Через две или три минуты все становится ясным: над аэродромом появляются два самолета и с первого же захода сбрасывают бомбы. В небо взлетают косматые султаны огня и дыма, нас обдает горячая струя взрывной волны, и мы
Отбомбившись, самолеты улетают.
— Фу-у, черт! — ругается Федоров поднимаясь. — Чуть не угодили на тот свет!
Подошли наши женщины.
— Как же теперь наш-то сядет, когда весь аэродром разворочен? — затужила Валя.
— А вы разве не догадались, что мы жжем пока ложные костры? — спросил начальник аэродрома. — А еще опытные разведчики! Идите в свою избушку и ждите. Теперь уж скоро.
Женщины постояли еще немного и снова направились в домик, а мы с Федоровым, как и прежде, остались на вольном воздухе.
Прошел час. И вот снова в темном небе загудел самолет. Вслушиваемся.
— На этот раз, кажется, наш, — говорит Федоров.
Мы подошли к домику, откуда гурьбой высыпали женщины, и собирались уже было направиться на аэродром, как вдруг увидели подъехавшие к нам две подводы с необычными пассажирами. Тесно прижавшись друг к другу, тут сидели ребятишки.
— Как прикажете, — обратился возница к начальнику аэродрома, — здесь ссаживать?
Это были дети, родители которых замучены гитлеровскими палачами.
И вот мы вместе с детьми на борту большого транспортного самолета.
— Поклонитесь, товарищи, Москве! — слышатся последние слова начальника аэродрома.
Дверца захлопывается, и самолет, подпрыгивая на кочках, устремляется вперед. Еще несколько толчков, и мы в воздухе…
Проходит часа два. Мимо окошек самолета заскользили лучи прожекторов. Линия фронта. Всматриваюсь вниз и, к своему ужасу, замечаю, что пилот ведет наш самолет на бреющем полете. В чем дело? Припоминаю, как Антонов в свое время успокаивал нас тем, что мы летели на большой высоте. Теперь же мы летим так низко, что чуть не цепляемся за деревья. Только потом я постиг прием летчика… Самолет, летящий на бреющем, стремительно проносится над головами зенитчиков и прожектористов и мгновенно скрывается из поля зрения, и потому его труднее уловить для обстрела.
За линией фронта все почувствовали себя уверенно и свободно, как в автобусе. Но пережитая встряска давала себя знать. Женщины сидели в безмолвии.
— Минск, поди, вспоминаете? — обратился я к Лене Мазаник.
— Нет. Улетаю вот от прошлого и всю жизнь свою вспоминаю…
Я попросил Лену рассказать о себе, и она, как бы размышляя вслух, продолжала:
— Было мне всего четыре года, когда в восемнадцатом умер отец. В крестьянской семье нашей, и без того бедной, надолго поселилась нужда. С одиннадцати лет я стала батрачить. Потом умерла мать, и я осталась с младшей сестренкой Валентиной на руках. Жить в деревне стало невмоготу. Тетка отвезла меня в Минск и пристроила к одному инженеру в работницы. Со мной на кухне ютилась и Валентина.
Что было бы с нами, если бы не советская власть? В лучшем случае так и состарились бы мы с сестрой в горничных да в кухарках.
А у меня вскоре жизнь пошла по-иному. В Минске развернулось огромное строительство, молодежь устремилась на строительные площадки, нашлась и для меня, безграмотной в ту пору девушки, работа…
В тридцать первом вступила в комсомол, пошла учиться в школу рабочей молодежи. Потом замуж вышла, стала создавать семейное гнездышко, но и учебу не бросала. Валентина тоже встала на ноги: получила образование, вышла замуж и жила хорошо. Я была счастлива. Да недолго продолжалось оно, мое счастье. Все разрушил, растоптал фашистский зверь. Одну только ненависть оставил в сердце.
— Москва, товарищи! Приближаемся к Москве!
Мы бросились к окошкам, но, как назло, под нами был густой туман. Наш самолет вынужден был несколько раз заходить на посадку, и только когда в баках уже кончался бензин, пилот рискнул приземлиться. Обошлось.
Взволнованные и счастливые, высыпали мы из самолета. Нас ожидали легковые машины.
Итак, я снова в Москве. Как-то даже не верится, что я опять шагаю по московским улицам, встречаюсь с москвичами. Надо мной московское небо, не по-осеннему ясное, солнечное. И так же солнечно, светло у меня на душе.
Двадцать девятого октября 1943 года нам был объявлен Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении нас орденами. Елене Мазаник, Марии Осиповой и Наде Троян присвоено звание Героя Советского Союза. Четвертого ноября Михаил Иванович Калинин уже вручал нам награды…
А в декабре 1943 года я уже опять был под Смолевичами, куда прилетел с новой группой десантников. Борьба продолжалась.
Послесловие
Автор «Записок» не претендовал на всестороннее освещение многогранной жизни и боевой деятельности партизанской бригады Дяди Коли, а стремился показать героизм лишь тех партизанских разведчиков и подпольщиков, с которыми вместе делил боевую страду.
Ньне главные герои «Записок» — сугубо мирные люди. Герой Советского Союза Петр Григорьевич Лопатин работает директором Борисовского элеватора; Герой Советского Союза Елена Григорьевна Мазаник окончила после войны Минский педагогический институт и теперь работает в своем родном городе заместителем директора библиотеки Академии наук БССР, Герой Советского Союза Мария Осипова — на руководящей работе в Президиуме Верховного Совета Белорусской ССР; Герой Советского Союза Надя Троян окончила в Москве медицинский институт и ведет научную работу в одной из московских больниц; Галина Васильевна Финская из-за болезни временно не работает; Коля Капшай осуществил свою юношескую мечту — стал скульптором; Иван Меняшкин работает старшим автомехаником Ермишской ремонтно-тракторной станции Рязанской области.
Живы и многие другие партизаны, упомянутые в этой книге. Со многими из них автор встречался уже после войны и приносит им свою глубокую благодарность за помощь в работе над книгой.
Москва — Малая Сетунь, 1952–1954 годы