Записки для моих потомков
Шрифт:
Когда Васька притащил смущённого, упирающегося Павлика, зрители уже успокоились и, стоя, хлопали как бешеные! Оказывается, пьеса всем дико понравилась, несмотря на все технические неисправности. Народ бросал на сцену высыпавшиеся из кадушки цветы и кричал: «Бис!», «Браво!», а громче всех орал драчливый мальчишка. Мы были счастливы и кланялись до тех пор, пока у нас чуть головы не отвалились. И Васька сказал, что в театре вовсе не реклама главная, а аплодисменты!
Про
Ура! Я остаюсь! До конца каникул ещё целый месяц. Взрослые провели здесь отпуск, потом приезжали по очереди и вместе в выходные дни, а теперь совсем заработались и решили не приезжать. Мы с бабушкой наконец-то заживём одни, без всякого присмотра!
Мама сказала отцу:
— Достань из подпола сухое вино, соседи придут.
Интересно, что это за вино такое? Порошок, который разводят водой? Но вино оказалось обыкновенное, мокрое. Я украдкой лизнула бутылку — никакого вкуса. Наверное, винный порошок разводят в магазине, а уже потом продают.
Пришел Васька. Он очень обрадовался, когда узнал, что мама с папой решили оставить меня до школы в деревне. Мы играли во дворе в мяч, а взрослые сидели на веранде и пили на прощание разведённое вино. Их ботинки и туфли стояли на чисто вымытом крыльце и словно тоже прощались друг с другом.
Мы играли-играли, а потом увидели, что Мальва утащила в конуру тёти-Лидину туфлю. Мы ничего не сказали взрослым, потому что тётя Лида всегда следит за нами, словно шпион. Мама заметила в окно, что мы поощрительно смотрели на Мальвино хулиганство. И хотя собака ещё не успела сильно разжевать туфлю, а только обслюнявила, но мама всё-таки нашла время закатить мне торопливый скандал, а бабушка наказала нас поливкой огурцов.
Взрослые уехали, а мы пошли в теплицу. Я гладила шероховатые огуречные листья, а сверху дрожали и прямо на меня осыпались с полиэтиленовой плёнки тёплые капли. Огурцы любят воду, они пьют её целыми вёдрами. Мы носили из бочки ведёрко за ведёрком, пока она почти не опустела. Мне нравится кричать в бочку на разные голоса и слушать влажное и сонное эхо, которое поднимается из зелёного дна. Эхо живёт глубоко в бочке. Если свеситься туда и заглянуть, можно его увидеть. Оно похоже на меня, с такими же косичками и круглым лицом.
Мы сорвали по огурцу. Васька хрустел огурцом и мечтал:
— Вот накоплю много денег и куплю себе жеребёнка. У него будут карие глаза и кудрявый хвостик.
Я подхватила:
— Потом твой жеребёнок вырастет большой, и окажется, что это на самом деле кобылица женского рода. Она родит ещё жеребёнка, и ты подаришь его мне.
— Ещё чего! — ухмыльнулся Васька.
Я крикнула:
— Жадина! — и мы немножко подрались.
Прибежала бабушка, разняла нас и повела на веранду. На столе в блюде лежали румяные пирожки. Мы забыли о ссоре, набросились на пирожки и принялись их уплетать, а под столом сидела Мальва и щекотала наши ноги пушистым хвостом. Мы наелись так, что дышали, как караси на воздухе. Но всё равно ещё съели на троих банку варёного сгущённого молока. Потом мы с Васькой помыли посуду, а бабушка вязала и рассказывала нам сказки:
— Вот жил,
— Бабушка, ты всё перепутала, — сказала я, — и мы же не маленькие, чтобы нам такую детскую сказку рассказывать!
Она не стала спорить и начала другую:
— Жили-были старик со старухой у самого синего моря. У старухи не было ни стиральной машины, ни порошка…
— Ты, бабушка, нарочно, — рассердилась я, — лучше сразу скажи, что не хочешь рассказывать!
Бабушка засмеялась и сказала:
— Ну ладно. Расскажу вам про одну девочку. Вот жила, значит, девочка. Была она ничем не знаменитая, Африку не открывала, героем быть не собиралась. А героем ей пришлось-таки однажды стать. Орденов она за это не получила, и в газете про неё не прописали, однако многие её поступок до сих пор помнят.
Раз отправились дети — эта девочка и ещё двое детишек помладше — по грибы и не вернулись вечером домой. Искали их, искали, несколько дней по лесам рыскали, но не нашли. Потеряли всякую надежду увидеть живыми. И вдруг детки явились — голодные как волки, но целые и невредимые. То-то было радости, то-то счастья!
А вышло вот какое дело. Ребятишки потеряли дорогу и заблудились. В тот день девочка отдала младшим половину еды, какую они захватили из дому. Вторую половину положила в корзину, а сама ничего не ела. Переночевали кое-как в лесу. На второй день она опять поделила остатки съестного на две части. Одну отдала малышам, вторую спрятала для следующего дня.
Шли они, шли, ягоды да кору жевали. Вышли к реке и увидели на берегу луг с сар'aнками. Чисто пожар какой — так и красно от цветов. Только им не до красоты было. Девочка знала, что луковицы у саранок съедобные. Вот они сначала выкопали и поели немного, потом набрали луковиц полные корзинки. Налили в бутылки воды и дальше тронулись. Ещё два дня проблудили в лесу да и вышли вдруг на соседнюю деревню. Оттуда их домой привезли.
Всё это младшие ребятишки рассказали. Девочка же, как вышла из машины, передала малышей родителям из рук в руки, а сама в обморок упала. Врач, что её осматривал, после сказал: «Вот геройская девчонка! Одним святым духом держалась, как ещё дошла».
Бабушка вздохнула:
— Иной человек, конечно, махом что-то совершит, из воды или огня спасёт — и слава ему. А на медленное, не видное геройство не всякий способен. Не любой…
— Бабушка, — спросила я, — а как девочку звали? И этих детей?
— Лидой. Как и сейчас зовут. А ребят — Викой и Васяткой.
Васька прошептал:
— Как моего отца и Валентинкину маму… А эта девочка… была тётя Лида, да?
— Она самая. Выросли ваши мама с папой, сами семьями обзавелись. А тёте Лиде не повезло, одна осталась. Может, поэтому стала немного сердитая. Одинокий-то человек всегда сердитым делается. Ещё и некоторые детишки начали пакостями донимать… Но это уже совсем другая история, — сказала бабушка.