Записки доктора Тихонина. Промысел божий
Шрифт:
Нечистая сила и «философский камень»
Тихон Алексеевич имел привычку подолгу беседовать с душевнобольными, обладающими даром красноречия. Их рассказы о своих видениях или их философские рассуждения он аккуратно записывал в толстые, широкоформатные, «амбарные» книги. Некоторые их размышления о реальности, казались ему вполне правдоподобными, научными гипотезами, некоторые вызывали чувство глубокого разочарования в человеческой природе, а некоторые казались предсказаниями будущего. Что касается событий из реальной жизни психически больных людей, то многие из этих историй были чистыми выдумками или они были настолько искажены камерами обскура их поврежденного сознания, что вызывали недоверие. Однако во всяком правиле бывают исключения. Так в 1997 году к ним в больницу привезли молодого человека, находившегося в страшном возбуждении. Его спасли соседи от прыжка с крыши высотки. Молодой человек лежал на носилках со связанными руками и ногами. Он упорно пытался вырваться из своих пут и, со страхом озираясь по сторонам, повторял:
– Оставьте меня. Живым не дамся…
Пожилой, озабоченный мужчина, который позвонил в психиатрическую больницу и сопровождал больного, представился Иваном Михайловичем Богдановым, соседом молодого человека, которого он знает с детства. Иван Михайлович сказал, что он «управдом на общественных началах» и следит за порядком в их многоэтажном доме, и прилегающем дворе. Как раз сегодня вечером он решил проверить чердак, так
На следующий день в девять часов утра на прием к Тихону Алексеевичу пришла мать нового пациента. Это была немолодая, но удивительно красивая женщина с выразительными, темно-зелеными глазами. Оказалось, что по просьбе Вадима, последнюю неделю она жила на даче, и только сегодня рано утром вернулась. Первым кого она встретила во дворе их дома, оказался Иван Михайлович, который и сообщил ей печальную новость. Она была очень встревожена и со страхом спросила Тихона Алексеевича:
– Он останется умалишенным навсегда? Какой диагноз ему поставили?
–Пока еще непонятно, что случилось с вашим сыном. Единственное, что известно, что он пытался спрыгнуть с крыши, якобы, спасаясь от кого-то, кто на него нападал. Скажите, в вашей семье не было случаев заболевания шизофренией или другими душевными заболеваниями?
– Нет.
–Уверен, что вы хорошо знаете жизнь вашего сына, скажите, могло с ним произойти нечто подобное?
– Вы имеете в виду попытку самоубийства или что кто-то на него нападал?
– И то, и другое.
– К моему глубочайшему сожалению, мой сын попал в такие жуткие обстоятельства, что могло быть и то, и другое.
– Искренне вам сочувствую, но не буду пока обнадеживать.
– Могу я увидеться с сыном?
–Сейчас он находится под действием сильных седативных препаратов, приходите завтра.
После нескольких дней приема успокоительных средств пациент немного оправился и стал способен отвечать на вопросы. Он назвал свое имя и свой возраст, Ему было двадцать восемь лет. Он сообщил номера всех телефонов, по которым следует позвонить. Оказалось, что он главный научный сотрудник лаборатории «Центра инновационных, химических технологий», и докторант химико-технологического факультета политехнического института, которому предстояла защита диссертации. На консилиуме большинство психиатров пришли к выводу, что молодой человек перенапрягся, и это вызвало появление у него тревожного невроза, хотя некоторые настаивали на диагнозе абсессивно-компульсивное расстройство. Решили, что окончательный диагноз будет вынесен после наблюдения за пациентом в течение месяца, с применением неагрессивной лекарственной терапии. Позвонили на работу, но там уже знали, что он нездоров. Когда позвонили в аспирантуру института, с тем же известием, то недовольный женский голос произнес:
– Вам что, больше заняться нечем, как только отвлекать меня розыгрышами, ваш докторант успешно защитился еще месяц назад.
Звонивший врач попытался возразить, но женщина просто бросила трубку. Хотя парень внешне был весьма привлекательным и, судя по взгляду серых глаз умным, остальные больные его избегали. Этот эффект происходил от почти постоянного выражения страха, которое искажало его прекрасное лицо, напоминавшее чертами внешность Давида Микеланджело. Его нервное напряжение проявлялось во вздрагивании при каждом шуме и во внезапных, резких поворотах головы, пугавших собеседников. Поэтому единственный человек, с кем он мог общаться, был Тихон Алексеевич, который своим присутствием внушал спокойствие практически всем пациентам, и в том числе Вадиму, так звали этого удивительно красивого и удивительно несчастного юношу. История, которую Вадим поведал, имела продолжение, которое Тихон Алексеевич дописал уже сам, а не со слов пациента.
История, рассказанная Вадимом.
В раннем детстве я был слабым и болезненным ребенком, возможно из-за того, что моя мать росла в тяжелые годы войны, или из-за того, что мой отец порядком подорвал свое здоровье длительными запоями, происходившими задолго до моего зачатия. Но как бы там ни было, я был поздним и желанным чадом, бесконечно опекаемым не в меру любящими меня матерью и бабушкой.
В этот момент на глаза Вадима невольно навернулись слезы, справившись с захлестнувшими его эмоциями, он продолжил рассказ:
– Мой дед погиб в последний год войны с фашистами, оставив мою бабушку одну с десятилетней дочерью на руках. Она больше не выходила замуж, и не потому, что не было ухажеров, просто она была однолюбка и была одержима воспоминаниями о своем погибшем муже. К тому же мужчины ее побаивались, она была «начальницей» – главным технологом на хлебозаводе. Моя мать окончила химико-биологическое отделение и поступила на работу в научно-исследовательский институт, в лабораторию, в которой не только делали анализы для больниц и клиник, но и занимались исследованиями болезнетворных микроорганизмов. Из-за специфики своей работы моя мать была «помешана» на чистоте. Если она замечала где-нибудь грязь или пыль, это вызывало в ней почти физически болезненное ощущение. Неопрятные люди также как и грязный пол вызывали у нее недовольство, неприязнь и отторжение. Возможно, эта особенность характера долго мешала ей найти себе подходящего мужа. Но как говорится, «не было счастья, да несчастье помогло», как-то зимой моя бабушка поскользнулась на ледяном тротуаре и сломала руку. Мама отвезла ее в травмпункт, в котором, в это время дежурил мой будущий отец – прекрасный хирург, большой любитель женщин, выпивки и одержимый химией экспериментатор-любитель. В юности он хотел стать химиком, но в его семье все были врачами, они сказали ему, что эта блажь пройдет с возрастом, и он поступил в медицинский институт. В тот день, когда он встретил мою мать в первый раз, он был с глубокого похмелья, но работу свою выполнил хорошо. Внимательно изучив сделанный им рентгеновский снимок, аккуратно, стараясь не причинять боли пациентке, соединил сломанные части кости, и, закрепив их в таком положении легкой повязкой, наложил гипс. Когда он закончил работу, моя мать и бабушка были преисполнены к нему искренней благодарности, и он ею «воспользовался». Он не только отказался от предлагаемых ими денег, но пообещал придти и снять гипс через три недели. Они были удивлены его вниманием, но решили, что, видимо, у бабушки был сложный перелом. Они ошибались. Мой отец в то время был чрезвычайным
– Вам кого?
– Я как обещал, пришел снять гипс и проверить состояние руки вашей мамы.
– Боже мой, я не узнала вас без белого халата. Простите, проходите, пожалуйста. Мама это к тебе.
Бабушка, появившаяся в дверях, тоже удивленно посмотрела на гостя:
– Как, однако, одежда меняет облик человека, – задумчиво произнесла она, но в глазах ее пряталась улыбка.
После снятия гипса и осмотра руки больной, которым гость остался доволен, его пригласили выпить чаю. Симпатичный травматолог засиделся у них допоздна, и бабушка пригласила его иногда заглядывать к ним. Моя мать, как показалось гостю, осталась равнодушной к его обаянию и шуткам. Все его коронные, неотразимые для женского пола, смешные истории и откровенно томные взгляды, направленные на молодую хозяйку не вызывали в ней ответного веселья – она сидела со скучным выражением лица. Такое с ним было впервые, это сильно его задело и раздосадовало. Он решил, что зря потратил три недели своей жизни, в которые мог бы пить, гулять и заниматься химическими опытами. Он вернулся из родительского дома в свою холостяцкую квартиру, в которой царил беспорядок, на полу валялись пустые бутылки, а на потолке чернело пятно от неудачной реакции одним из компонентов, которой была селитра. Он заглянул в бар и достал оттуда бутылку водки, но странное дело ему не захотелось сразу окунуться в иллюзию радости, даримую «зеленым змием», ему было больно осознавать, что единственная женщина, к которой он отнесся серьезно, равнодушна к нему. Он не знал в этот момент, что примерно те же чувства испытывала и моя мать. Дожив до двадцати семи лет, она ни разу не сумела привлечь к себе внимания такого интеллигентного, веселого и обаятельного мужчины каким оказался их неожиданный гость, и была уверена, что и в данном случае этот красавец просто хороший врач, честно выполняющий свою работу. От осознания этого ей было грустно, поскольку, скорее всего, ей придется выйти замуж за ее нынешнего ухажера, инженера медицинского оборудования из соседнего с ними отдела: скучного, полноватого любителя хоккея. Возможно, все бы так и закончилось, но вмешались «высшие силы» в лице давнишнего приятеля моего отца по химическим делам. Этот приятель позвонил в дверь в тот самый момент, когда мой отец решил таки утопить свою неудачу в бутылке. Друг школьной юности принес ему приглашение на свою свадьбу и рассказал ему «душещипательную» историю о том, как ему удалось после двух лет совместных походов в кино, театры и выездов на природу, наконец, уговорить любимую им девушку выйти за него замуж. Визит этого друга полностью изменил ход мыслей моего отца, теперь он решил, во что бы то не стало добиться внимания непокорной красавицы. Он начал ежедневно приходить в гости к моей бабушке и приглашать мою мать на прогулки или в кино. Не прошло и трех месяцев как они подали заявление в загс, а еще через год на свет появился долгожданный и всеми любимый я. Мой отец в связи с моим рождением уволился из больницы и стал много зарабатывать. Он устроился на работу в химическую лабораторию, возглавляемую тем самым другом юности. Тем самым, который пригласил его на свою свадьбу в самый критический момент жизни моего отца, и оказался той тонкой «соломинкой, которая переломила спину верблюда». Отец переехал жить в квартиру мамы и бабушки, а свою стал сдавать квартирантам. Он совершенно перестал пить, а у мамы теперь не возникало истерик по поводу каждой пылинки. Все были счастливы, но, к сожалению недолго. Когда мне исполнилось шесть лет, мой отец погиб при невыясненных обстоятельствах: он не справился с управлением на мосту, может быть, его подрезали, но он вместе с машиной утонул в реке. Моя мать, как в свое время и моя бабушка, больше не выходила замуж, всю свою любовь и заботу она посвятила самым любимым ею существам, мне и своей маме.
Несмотря на некоторую физическую слабость, я не был изгоем среди одноклассников или соседских хулиганов. У меня были сильная воля и чувство собственного достоинства, граничащее с высокомерием, воспитанными горячо любящими меня женщинами. Меня даже многие побаивались из-за моего жесткого, неукротимого нрава. Все мое детство я провел в мечтах о создании уникальных веществ, о которых мне, совсем еще «несмышленышу», рассказывал отец. У родителей моего отца была огромная библиотека старинных манускриптов, которая после их кончины досталась нам. Я перечитал всю литературу, посвященную алхимии и все известные физические теории строения материи, заодно с философскими взглядами розенкрейцеров, масонов и других адептов тайных доктрин. Из-за этого поглощающего все мое время увлечения я занимался другими предметами «через раз»: то я пытался решать сложные, олимпиадные задачи по математике, то выучивал целые страницы понравившегося мне текста и писал сочинения на отлично, то вообще отключался от уроков и старательно проводил заинтересовавшие меня опыты по химии. Маме пришлось купить мне набор химической посуды: различного вида колбы, спиртовую горелку и несколько реторт для очистки посредством возгонки различных веществ и продуктов реакций. Первым моим опытом была попытка получить чистую, поваренную соль. Опыт удался и теперь моя мама, и бабушка пользовались при готовке только очищенной мной солью. Я был очень горд. Хотя был один минус, мешавший мне спать по ночам. Моя комната часто бывала, пропитана запахами различных химикатов. В общем, мое отрочество было сплошной, радостной вольницей, пока ей на смену не пришли ночные поллюции и эти изматывающие мой мозг сексуальные картины и фантазии. Мое возмужание проходило трудно, мама и бабушка не справлялись с моими дикими выходками. Однажды я жестоко подрался с одноклассником, который был вдвое крупнее меня, за то, что он назвал меня «маменькин сынок». После этой драки я месяц мучился от непереносимой боли в животе. Мой дневник был красным от учительских записей о моем неподобающем поведении. В моей жизни не хватало присутствия взрослого мужчины, отца. Этот трудный период подросткового помутнения сознания закончился в девятом классе, когда я подружился со студентами-химиками, которые в подвале нашего дома устроили мастерскую по производству фейерверков. Несмотря на разницу в возрасте они приняли меня в свою группу. В этом их убедил наш управдом, разрешивший им пользоваться подвалом в обмен на то, что я буду помогать им, и учиться у них «уму-разуму». Управдом не был настоящим, он был самовыдвиженцем, который следил за порядком в доме и во дворе. Сначала некоторых соседей эта его самодеятельность возмущала, но со временем привыкли. «Михалыч» всегда был на боевом посту. Он первым звонил во все инстанции, если случались какие-нибудь аварии: отключали свет, в какой-нибудь квартире прорывало трубу, возникали проблемы с отоплением или с уборкой двора.