Записки городского невротика
Шрифт:
– Да шесть месяцев. Как на меня накатит, я звоню Флосси. Она у них вроде бандерши. У нее диссертация по сравнительной лингвистике. И она мне посылает интеллигентную девицу, понятно?
Вот оно что. Один из тех, которых хлебом не корми, а подавай им умную бабу. Мне даже жалко стало парня. И ведь не он один, должно быть, в таком положении. Навалом, наверное, таких фраеров, изголодавшихся по интеллектуальному общению с противоположным полом. Последнюю рубаху с себя ради этого снимут.
– И вот теперь она грозится рассказать жене, – сказал он.
– Кто грозится?
– Да эта
Все те же знакомые ухватки гостиничных «зажигалок»! Надо сказать, из полиции до меня доходили уже кое-какие толки насчет сомнительных делишек группы женщин с образованием, но пока что-то там у ребят подзаклинило.
– Ну-ка, бери телефон, соединяй меня с Флосси.
– Зачем?
– Я берусь за твое дельце, Уорд. Но у меня такса – пятьдесят долларов в день, плюс расходы. Придется тебе перечинить изрядную кучу этих твоих хрюкалок.
– Ладно, на десять-то кусков вы все же меня не разденете! – сказал он, осклабясь, подвинул к себе телефон и набрал номер. Я принял от него трубку и подмигнул ему. Что ж, он мне начинает нравиться.
Спустя секунды три ответил голосочек нежный, как капроновый чулок, и я изложил свою просьбу.
– Насколько я понимаю, вы мне можете обеспечить час полноценной трепотни, – сказал я.
– Конечно, мой хороший. О чем будем разговаривать?
– Я бы хотел обсудить Мелвилла.
– «Моби Дик» или рассказы?
– А что за разница?
– Разница в цене, вот и все. За символизм
доплата отдельно.
– Ну, и во сколько же это мне обойдется?
– Пятьдесят, может, сто за «Моби Дика». А хотите сравнительный анализ – Мелвилл и Готорн? За сотню могу устроить.
– Годится, – сказал я и продиктовал ей номер комнаты в отеле «Плаза».
– Хотите блондинку или брюнетку?
– Хочу сюрприз, – сказал я и повесил трубку.
Я побрился и, пока заправлялся черным кофе, заодно перелистнул соответствующий том энциклопедии. Не прошло и часа, как в дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла рыженькая малышка, как два больших шара ванильного мороженого упакованная в тугие слаксы.
– Привет, меня зовут Шерри.
Что ж, они действительно умеют действовать на воображение. Длинные прямые волосы, кожаная сумочка, в ушках серебряные колечки, никакой косметики.
– Поразительно, и как это тебя в гостиницу в таком виде пустили! – сказал я . – Швейцар обычно за версту интеллигенток чует.
– Успокоила его пятеркой.
– Начнем? – пригласил я, указывая на кушетку.
Она закурила и приступила к делу.
– Что ж, можно начать с того, что «Билли Бад» – мелвилловское оправдание отношения божественного к сущему, нэ-се-па?
– Похоже, правда не в мильтонианском смысле.
Я блефовал. Мне было интересно, способна ли она на это клюнуть.
– Нет-нет! В «Потерянном рае» как раз недостает этой субструктуры пессимизма.
Клюнула!
–Да.
– По-моему, Мелвилл нам заново открыл невинность как добродетель. Добродетель в наивном, но все же усложненном понимании, вы не согласны?
Я предоставил ей высказываться дальше. Ей было едва ли девятнадцать, но она успела уже и усвоить и закрепить все эти псевдоинтеллектуальные ужимки. Стрекоча, она многословно сыпала познаниями, но все это совершенно механически. Только это я подначу ее копнуть поглубже – она мне тут же обманный финт: «Да, Кайзер, ах, как это глубоко! Подумать только! Платоническое осмысление христианства! И как это мне в голову не приходило!»
Около часа мы так проболтали, а потом она мне сказала, что ей пора. Она встала, я выложил сотенную.
– Спасибо, мой хороший.
– Там, где я это раздобыл, деньжата водятся и покруче!
– Ты это к чему? Я поймал ее на любопытстве. Она снова
села.
– А что, если б мне вздумалось устроить… ну, вроде как посиделки? – сказал я.
– Как это – посиделки?
– Ну, скажем, две девушки объяснили бы мне Ноэма Хомски [23] .
– Ммм… так!..
23
Ноэм Хомски (р. 1928) – американский лингвист, один из крупных представителей структурализма, создатель т. н. транформационной грамматики.
– Ну, нет так нет. Забудем, ладно?
– Тут тебе надо действовать через Флосси, – сказала она. – Но учти: это влетит в копеечку!
Пришло время затянуть гайки. Ткнув ей в нос значок частного детектива, я сообщил, что взял ее на понт.
– Я легавый, малышка, а обсуждение Мел-вилла за деньги карается по статье 802. Получишь срок.
– Ах, скотина!
– Потише, бэби, не пришлось бы все повторить в полиции. Там тебя за такие слова, пожалуй, не похвалят.
Она ударилась в слезы. «Кайзер, отпустите меня! Ну, пожалуйста! – хныкала она. – Мне деньги нужны дотянуть до диплома! Меня сняли со стипендии! Второй раз уже. О, Господи!»
Тут она выложила все до точки. Музыка и языки в детстве. Потом молодежные лагеря социалистов, демонстрации и плакаты. Те дамочки, которые шпалерами стоят у служебного выхода из театра, – это все она, и те, что карандашиком карябают на полях какой-нибудь из книг о Канте: «Поразительно! Гениально!» – это тоже она. Но где-то она оступилась. Где-то сделала неверный шаг и поскользнулась.
– Мне позарез понадобились деньги. А одна подружка сказала, что у нее есть знакомый женатик, у которого супруга не очень-то волокет. А он балдеет от Блейка. А она не рубит в этом, хоть тресни. Я говорю – ладно, за хорошие бабки почему не поговорить с ним о Блейке? Сначала-то я нервничала! Несла ахинею! Но оказалось, ему – до лампочки. И тут та подружка сказала, что он не один такой. Ой, бывало уже, меня ловили! Однажды застукали, когда я в машине читала вслух какие-то стихи из антологии, а в другой раз остановили и обыскали в парке Тэнглвуд. В третий раз мне от них не отделаться!