Записки институтки. Честный рассказ о самой себе
Шрифт:
«Откуда этот красивый мальчик с искусно наведенными усиками? – терялась я в догадках. – И как его пустили ряженым в наш зал?»
Старик Ротье шутливо поймал джигита за руку; тот, выхватив кинжал из-за пояса, погрозил французу.
Теперь по знаку Maman заиграли вальс, и все закружилось в моих глазах.
– Puis-je vous engager, mademoiselle? – шепелявя и подражая лицеисту, проговорил подлетевший ко мне мальчик-джигит.
– Ах!
И я громко рассмеялась, узнав по голосу Нину.
– Вот провела-то! – хохотала я.
– Что, не похожа? – радовалась княжна.
– Совсем,
– Как это тебе позволили одеться мальчиком?
Воспитанницы Смольного института в маскарадных костюмах
– Мне Maman велела через Еленину, – шепотом докладывала Нина, – она знала, что я костюм привезла с Кавказа и знаю лезгинку, и велела мне танцевать.
– И ты будешь танцевать?
– Конечно! Вот уже заиграли. Слышишь? Надо начинать! – И хорошенький джигит при первых звуках начатой тапером лезгинки ловко выбежал на середину зала и встал в позу. Начался танец, полный огня, пластичности, ловкости и той неподражаемой живости, которая может только быть у южного народа.
Хорошо танцевала Нина, змейкой скользя по паркету, все ускоряя и ускоряя темп пляски. Ее глаза горели одушевлением. Еще до начала пляски она стерла свои нелепые усы и теперь неслась перед нами с горевшими, как звезды, глазами и выпавшими длинными косами из-под сбившейся набок папахи. Разгоревшаяся в своем оживлении, она казалась красавицей.
Но вот она закончила. Ей неистово аплодировала вся зала. Просили повторения, но Нина устала; тяжело дыша, подошла она на зов Maman, которая с нежной лаской поцеловала общую любимицу и, вытерев заботливо со лба Нины крупные капли пота, отпустила ее веселиться. Я хотела было подбежать к Нине и крепко расцеловать ее за доставленное ею удовольствие. Я так пылала любовью к моей хорошенькой талантливой подруге, которой гордилась, как никогда, но – увы! – Нину уже подхватили старшие и, наперерыв угощая конфетами и поцелуями, увели куда-то.
Потом она появилась снова в зале, обнявшись с Ирочкой Трахтенберг, и я не посмела отнять ее у нарядной бабочки.
В первый раз за мое полугодовое пребывание в институте я почувствовала себя совсем одинокой.
Сердце мое сжималось… грудь сдавило… Но когда Нина прибежала ко мне, все мое горе исчезло…
Между тем праздники подходили к концу. В воскресенье стали съезжаться девочки. Каникулы закончились, и институтская повседневная жизнь снова вступила в свои права.
Глава XVII. Высочайшие гости
Однажды, дней через десять после съезда институток, когда мы чинно и внимательно слушали немецкого учителя, толковавшего нам о том, сколько видов деепричастий в немецком языке, раздался громко и неожиданно густой и гулкий удар колокола.
«Пожар!» – вихрем пронеслось в наших мыслях. Некоторым сделалось дурно. Надю Федорову, бесчувственную, на руках вынесли из класса. Все повскакали со своих мест, не зная, куда бежать и на что решиться.
Классная дама и учитель переглянулись, и первая торжественно произнесла:
– Bleibt ruhig, das ist die Kaiserin (успокойтесь, это государыня)!
– Государыня приехала! – ахнули мы, и сердца наши замерли в невольном трепете ожидания.
Государыня! Как же это сразу не пришло в голову, когда вот уже целую неделю нас старательно готовили к приему высочайшей посетительницы. Каждое утро до классов мы заучивали всевозможные фразы и обращения, могущие встретиться в разговоре с императрицей. Мы знали, что приезду лиц царской фамилии всегда предшествует глухой и громкий удар колокола, висевшего у подъезда, и все-таки в последнюю минуту, ошеломленные и взволнованные, мы страшно растерялись.
М-lle Арно кое-как успокоила нас, усадила на места, и прерванный урок возобновился. Мы видели, как менялась поминутно в лице наша классная дама, старавшаяся во что бы то ни стало сохранить присутствие духа; видели, как дрожала в руках учителя книга грамматики, и их волнение невольно заражало нас.
«Вот-вот Она войдет, давно ожидаемая, желанная Гостья, войдет и сядет на приготовленное ей на скорую руку кресло…» – выстукивало мое неугомонное сердце.
Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут дверь широко распахнулась, и в класс вошла небольшого роста тоненькая дама, с большими выразительными карими глазами, ласково глядевшими из-под низко надвинутой на лоб меховой шапочки, с длинным дорогим боа на шее поверх темного, чрезвычайно простого коричневого платья.
С нею были Maman и очень высокий широкоплечий плотный офицер, с открытым, чрезвычайно симпатичным, чисто русским лицом.
– Где же государыня? – хотела я спросить Нину, вполне уверенная, что вижу свиту монархини, но в ту же минуту почтительно выстроившиеся между скамей наши девочки, низко приседая, чуть не до самого пола, проговорили громко и отчетливо, отчеканивая каждый слог:
– Здравия желаем, Ваше Императорское Величество!
И тотчас же за первой фразой следовала вторая на французском языке:
– Nous avons l’honneur de saluer Votre Majeste Imperial!
Сомнений не было. Передо мною были государь и государыня.
«Так вот они!» – мысленно произнесла я, сладко замирая от какого-то нового, непонятного мне еще чувства.
В моем впечатлительном и несколько мечтательном воображении мне представлялась совсем иная царская чета. Мысль рисовала мне торжественное появление монархов среди целой толпы нарядных царедворцев в богатых, золотом шитых, чуть ли не парчовых костюмах, залитыми с головы до ног драгоценными камнями…
А между тем передо мною простое коричневое платье и военный сюртук одного из гвардейских полков столицы. Вместо величия и пышности – простая, ободряющая и милая улыбка.
– Здравствуйте, дети! – прозвучал густой и приятный бас государя. – Чем занимались?
Maman поспешила объяснить, что у нас урок немецкого языка, и представила царской чете m-lle Арно и учителя. Государь и государыня милостиво протянули им руки.
– А ну-ка, я проверю, как вы уроки учите, – шутливо кивнул нам головою государь и, обведя класс глазами, поманил сидевшую на первой скамейке Киру Дергунову.