Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
— Не надоело? Нет? — без предисловий начал разговор директор. — Ты же себя гробишь! Инвалидом хочешь остаться?
— Я хочу на свободу! — как молитву прошептал я непослушным языком. — Я хочу, чтоб меня немедленно отправили в суд!
— Ты пойми, у нас в суде много дел! Лежат все в одной стопке, возможно, твое дело на дне. Как дойдет до твоего, так и вызовут!
— Вот ты и скажи, пусть мое дело снизу на верх стопки положат, есть же подвязки в суде?
— Уже поговорил, обещали первого июня!
— А раньше нельзя?
— Раньше нет, судья один, дел
— А ты не обманываешь?
— Нет, слово офицера! У меня знакомый в суде попросил, чтоб твое дело сдвинули на ближайшее время, а так бы еще месяц ждал.
— Ну, если это правда, то спасибо! А если первого июня в суд не иду, то самахни (извиняйте) опять начинаю.
Сегодня 26 мая, осталось пять дней, я прекратил голодовку и начал восстанавливаться. Опыт уже был наработан, и к первому июня я уже был бодрячком.
Накануне вечером 31 мая выкрикнули мое имя (каждый вечер называли фамилии тех, кто идет в суд, в больницу или освобождается). Я сильно разволновался, и чтоб как-то отвлечься, решил пообщаться с новым типом, которого забросили к нам в камеру.
Его звали Курт, по национальности он немец и по каким-то своим соображениям решил обосноваться в Тунисе. Недалеко от моря купил участок земли и стал строить дом. Парень он, похоже, был работящий, широкие ладони были сплошь покрыты крупными мозолями, а одет в синий заляпанный цементом комбинезон.
Дом он построил и начал воздвигать забор. Тут подошел местный полицай и стал требовать взятку. Сказал, что насчет забора ничего в договоре не указано, разрешено построить только дом.
Курт заупрямился. Мол, моя земля, что хочу, то и ворочу. А полицай — нет! У нас в Тунисе на забор отдельное разрешение надо брать! Не знаю, как у них в Тунисе, только Курт взятку дал, а жена момент передачи денег засняла на фото, и опубликовали снимки у себя в Германии, в одной известной газете. И подпись: типа так вымогают деньги у переселенцев из Германии. Ну, в полицейском департаменте немецкие газеты, видно, тоже читают, перед Куртом извинились, полицая уволили, прислали другого. Тот насчет забора больше не заикался.
Закончив строительство, немец решил это дело хорошенько отметить со своими друзьями. Утром взял грузовик и поехал на пивзавод, в столицу, где и прикупил с десяток ящиков пива. В каждом ящике по 25 банок емкостью 0,33, ну то есть для компашки из пятерых немцев на день погулять.
Недалеко от дома его остановил новый полицай, заставил открыть грузовик и, увидев ящики с пивом, объявил, что Курт спекулянт. Немец ему давай объяснять, что у них так принято, он не на продажу, а для себя приобрел пенный напиток, что вся Германия его хлещет литрами, и криминала в этом нет. Полицай слушать не стал, пиво конфисковал, а любителя слабого алкоголя отправил в тюрьму. Благо Курт каким-то боком знаком с местным доктором и тот его определил к нам. Посмеявшись над незадачливым бюргером, я залез на свою кровать и стал ждать.
Подняли часов в пять утра, вывели во двор, где потихоньку стали собираться зэки, кому в больницу, кому на допрос, а кому и на суд. Ждали долго, около трех часов, народу скопилось больше сотни. Встретил знакомых еще по «пятерке», обсудили последние новости, но мне уже были неинтересны внутритюремные сплетни и интриги, сердце бешено колотилось, стучало в висках, я знал, что больше мне эта информация не пригодится.
Около восьми выкрикнули мою фамилию, я вышел и проследовал за полицаем. Перед выходом из помещения тюрьмы нас обыскали, сковали попарно наручниками и засунули в автозак. Опять набили народу как селедок в бочки, все дружно закурили, и я «утонул» в табачном дыму. Но мне уже было на все начхать, я знал, что сегодня все закончится, можно и потерпеть напоследок.
Привезли в знакомый подвал, где скопилось приличное количество зэков. Я был прав, если бежать, то только отсюда. Дисциплины — ноль. В этот раз даже забыли закрыть, и когда один бандюган прислонился к входной к двери, то выпал в коридор прямо на спящего надзирателя. Можно запросто было дать дубаку по голове и «сделать ноги», честно сказать, я еле сдержался тогда от такого соблазна. Полицай еще минуты три приходил в себя, силясь сообразить, что же произошло с ним, так крепко заснул на службе! Честь и хвала тунисским полицаям!
Ждал довольно долго, часа три, за это время весь пол покрылся толстым слоем бычков и харчков. Я уж начал было волноваться, как меня вызвали.
Надели наручники и отвели на второй этаж в зал судебных заседаний. О, это удивительное зрелище — суд арабской Республики Тунис!
Зал заседаний — большое помещение метров 15 на 10. Слева от входа деревянная кафедра, за ней в центре восседают в красной мантии судья и два каких-то мудака в черных мантиях, по одному с каждой стороны от него (может, прокурор и обвинитель, не знаю). На стенке, сзади судьи, висел огромный государственный герб Туниса, изображавший льва, корабль и весы, мне больше весы запомнились как символ правосудия.
Отдельно человек без мантии, что-то пишет, скорей всего секретарь.
Судья — араб лет 50 с умным лицом и властным взглядом, мудаки, что рядом с ним, похожи на хитрых жаб, секретаря не разглядел, так как он все время что-то строчил, не отрывая лица от бумаги.
Справа от входа — длинные ряды скамеек, на одной, ближе к выходу, заметил Ольгу и Мустафу, были и еще какие-то люди. Между кафедрой и рядами, в проходе, стояла специальная маленькая кафедра для одного человека, к ней подводят обвиняемого.
Привели и поставили в… очередь. Оказывается, в местный суд существует очередь как у нас когда-то за колбасой. Я приуныл поначалу, так как где-то 15 по счету стоял. Но странное дело: очередь двигалась довольно быстро, кто две минуты пробыл, кто пять.
Зашел, подошел к маленькой кафедре, судья называет фамилию, секретарь из стопки достает дело. Далее судья его листает, задает вопросы, что-то говорит, мудаки сбоку кивают головой, писарь пишет, все! Следующий!
Вот это суд! У нас в 30-е годы «тройки» и то, наверно, подольше судили!