Записки из арабской тюрьмы

Правдин Дмитрий

— Ну и не надо! Давай, чего этот Поль хочет?

Толстогуб быстро и зло заговорил на французском, свирепо делая страшное лицо.

— Он спрашивает, кто ты и почему сразу не подошел, когда он тебя позвал? — перевел житель Чада.

— Я не понял его, — включил я «дурака». — А так, я турист из России, сидел в местной тюрьме за убийство, сейчас вот жду отправки домой.

— А кого ты убил? — спросил негр Поль через переводчика.

— Да негра одного пристрелил, на тебя Поль похожий, у тебя часом брата-близнеца не было?

Услыхав мои слова, добросовестно переведенные Бишну, Поль разозлился.

— Ты белая

собака, почему так со мной разговариваешь? Я тут главный!

— И что, асвуд (черный)? У меня нет никаких главных, я сам по себе!

Сидевшие рядом негры, услыхав, что я обозвал их «черными», неодобрительно загудели, стали тыкать в меня пальцами и что-то орать. Странно, но они не любят, когда их именуют «черный», мне лично до одного места, если меня «белым» назовут. Назови хоть «горшком», только в печь не сажай! А нигерам, видишь ли, не нравится! Ох, и ненавидят же они людей с белой кожей! При любой возможности пытаются продемонстрировать свое превосходство.

— Русский, ладно отдай мне свои часы, и я тебя сегодня бить не буду! — произнес Толстогуб и пальцем указал на ручные часы на моем левом запястье.

Наглость негра стала меня раздражать, сидит тут и строит из себя крутого парня!

— Послушай, Поль, возвращайся в свой Сенегал, залазь обратно на дерево, с которого слез, и сиди там, кушай бананы, там часы не нужны!

Поль подскочил и подбежал ко мне, его руки сжались в пудовые гири, но я знал, что ничего не будет, так как на плацу появился полицай.

— Эй, черный, какие-то проблемы? — грозно вопрошал блюститель закона. Похоже, он тоже не питал симпатий к черной нации.

Поль разжал кулаки и что-то залопотал по-французски, широко улыбаясь белоснежной улыбкой. Видно, что полицаев он боялся как черт ладана.

Я посчитал инцидент исчерпанным и пошел к себе в комнату. Полицай подошел к неграм и долго им объяснял на французском, кивая в мою сторону. Наверно, инструктировал, чтоб оставили меня в покое.

В час дня пригласили на обед, в столовой взял поднос, на него положили бобы, рис с толченым острым перцем, кусок курицы, хлеб и стакан кофе. Прикидывая, куда бы сесть, так как за столами сидели сплошь негры, я услыхал, как кто-то приглашал меня к столу на арабском. Обернулся и увидел двух арабов, машущих мне рукой.

Подсел к ним, познакомились, оказались бандюги из Ливии, отбыли два года в столичной тюрьме за драку, как и я, ждали депортации домой. Мускулистого высокого здоровяка звали Мохаммед, что пониже имел имя Хасан.

Оказывается, ливийцы на дух не переносили негров, много конфликтовали с ними в тюрьме, поэтому здесь поставили условие жить отдельно от них и занимали вдвоем одну комнату. Я видел трех алжирских арабов и поинтересовался у жителей Ливии, почему они не общаются с ними. Да потому, что они все попрошайки и трусы, услыхал я в ответ, а если у тебя чего будут клянчить, гони их в три шеи.

Я не преминул поинтересоваться их мнением о тунисских арабах. Ответ был весьма лаконичен: «А, эти бабы!» Ну, в общем, нашел родственные души, на которых в случае чего мог рассчитывать. Я знал, что ливийцы хорошие ребята и довольно смелые, вплоть до безрассудства. Вон вдвоем целую ораву негритосов на расстоянии держат.

Когда мы выходили из столовой, столкнулся в дверях с Полем, тот провел большим пальцем по своей шее, давая понять, что мне конец. Мохаммед увидел знак угрозы и предложил переселиться к ним. Я ответил, что подумаю, и пошел к себе. Пока принимал пищу, в мою комнату принесли какого-то худого араба, он надрывно кашлял и сплевывал мокроту прямо на пол. Пришел надзиратель и сказал, что мне лучше перейти в другое помещение, так как у этого мудака из Мавритании туберкулез легких открытой формы, и надо держаться от него подальше.

Меня два раза уговаривать не пришлось, я взял чемодан и перешел к ливийцам в соседнюю комнату. По размерам она не уступала моей, а кроватей было всего пять штук. Мне застелили свободную, и я немного вздремнул до ужина. На ужине особых происшествий не случилось, только алжирцы подходили ко мне и клянчили сигареты и деньги, я их послал, как советовали, и они молча отвалили.

Негры по-прежнему сидели в тени, только уже с другой стороны, лениво перебрасываясь фразами и время от времени поглядывая в мою сторону. Я, уверенный в полной своей безнаказанности, несколько раз прошел мимо них, и всякий раз демонстративно плевал им под ноги. Они даже не шелохнулись. То-то, думал я, вы не у себя дома, здесь пока арабы рулят, хорошо вам дубак мозги вправил.

После проверки мы разошлись по камерам, нас закрыли и погасили свет. Я безмятежно плюхнулся на кровать и вытянул ноги. Ливийцы сидели у окна, всматриваясь в темноту.

— А вы чего спать не ложитесь? — спокойно спросил я у новых друзей.

— Думаю, нам сегодня спать не придется, — ледяным голосом ответил Хасан.

— А что такое? Проблемы какие?

— Бо-о-о-льшие проблемы, Руси! Ты оскорбил лидера негров Поля, причем прилюдно! Молодец! Ты хорошо поступил, надо эту черную свинью вообще прирезать, но нас всего трое, а за него человек тридцать точно пойдет. На алжирцев рассчитывать не придется, они неграм ноги лижут и, похоже, еще чего, так что надо на свои силы рассчитывать!

— Не понял? — удивился я. — Какие силы? Они что, сейчас к нам могут прийти?

— Не могут, a скоро уже пойдут! — без дрожи в голосе ответил Мохаммед. — Лучше отвинти дужку от кровати, чем драться будешь?

— Подожди, а полиция? Там же охрана на вышке и там, в комнате, еще два дубака, они что, ничего не услышат.

— Какие дубаки? — дружно заржали ливийцы. — В десять часов все спать пойдут, и который на вышке тоже, что ты думаешь, они тут до утра торчать будут?

Страшная догадка поразила меня, так вот что! Полицаи ночью уходят спать, и мы предоставлены сами себе, только центральный вход закрыт на замок, а все камеры только на задвижки снаружи.

— О, начинается! — заволновались ливийцы и указали на комнату негров.

Я увидел, как в форточку вылезла черная рука со шваброй и начала отодвигать задвижку на двери. Получалось плохо, так как было не очень удобно. Но неизвестный старался.

— Держи железо! — сказал Хасан и передал мне дужку от кровати.

Да, драться втроем, против толпы взбешенных негров, было малоперспективным, но ливийцев это не особо волновало. Они уже сжали холодный металл в руках и готовы были пустить его в ход. Видно было, что они рады происходящему и им не терпится огреть железякой негров. Я не то чтоб не разделял до конца их чувства, просто хорошо понимал, что это сражение мы проиграем, слишком неравны силы. Но, как говорится, помирать, так с музыкой, надо подороже продать свою жизнь!