Записки купчинского гопника
Шрифт:
Тут, конечно, снова понеслось, что я охренел. И даже либеральный полковник признал, что я охренел. И какой-то хмырь с заднего сиденья, который вроде блевать намылился, тоже признал, что я охренел.
Хорошо хоть лейтенант пришел довольно быстро. Явился и принял на себя обвинения в охренении. Я ушел в будку и слышал только обрывки фраз, а точнее – раздающиеся на разные голоса слова лейтенант и охренел.
БМВ с комсоставом уехал в глубь части.
– Уф, –
Я сидел и думал о суетности мира. О ничтожности помыслов и вреде гордыни. Не назначь я себя командиром, спал бы себе спокойно, как мой помощник. И харю бы сберег от удара, и нервы от потрясений.
Нет ведь – выпендрился. Захотел покомандовать, а в итоге каждая шваль помыкает мною, как ей вздумается. Вот так. И станут первые последними, и возвысятся тупорылые, дабы посрамить мудрых.
За воротами части послышалось пение. Смутное, далекое, оно приближалось, становилось отчетливее, и вот я уже явственно расслышал:
– Артиллеристы, Сталин дал приказ! Артиллеристы, зовет Отчизна нас!
Понятно. «Марш артиллеристов». Музыка Тихона Хренникова, слова – не знаю кого.
– Из сотен тысяч батарей за слезы наших матерей, за нашу Родину – огонь, огонь!
«Чисто выводит, – подумал я. – Кто бы это мог быть?»
Это был майор Брагин. В компании полковника и подполковников он оказался младшим по званию. Наверное, поэтому в машину его не взяли. Отправили пешком. А может, он сам по дороге отбился.
Майора Брагина шатало и, вероятно, мутило.
Пройти в часть нужно было через вертушку. Машины проезжали через ворота, а пешие воины шли через вертушку.
Майор Брагин попал, так сказать, в объятия вертушки, а вырваться не смог. Он наматывал круги и уже не пел, а беспомощно бормотал:
– В честь нашего вождя, в честь нашего народа…
«Надо бы ему помочь», – подумал я.
Точнее – подумала моя интеллигентская ипостась. Военная ипостась с ней не согласилась:
«Ты ему поможешь, а он тебя запомнит. Проспится – ему стыдно станет. Перед тобой стыдно. И будет он тебя гнобить, как последнюю салагу».
Точка зрения военной ипостаси показалась мне более основательной. Я сидел и смотрел, как майор Брагин барахтается в вертушке.
«И тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения», – вспомнилось мне.
Через некоторое время – минут через пятнадцать – майор Брагин выпутался и пошел по дороге. Но он недолго шел по дороге. Он свалился в канаву.
«Может, он убился при падении?» – спросила интеллигентская ипостась.
«Вряд ли, – усомнилась военная. – Он человек бывалый. Как-никак, русский офицер».
«Может, ему надо помочь?»
«Чем ему поможешь, если он убился?» – вопросом на вопрос ответила военная ипостась.
«Нельзя быть таким циником».
«Можно».
Наутро майора Брагина в канаве не оказалось.
Вечером судьба снова свела меня с майором Брагиным. Сдав дежурство, я со всеми прочими студентами отбыл на полигон.
Меня с еще двумя раздолбаями оставили на ночь караулить пушки. Говорят, в былые годы местные жители пытались их выкрасть. Логично. Если можно красть матрасы, почему бы не спереть пушки? Пушка – вещь в крестьянском быту полезная. От соседей отбиться или начальство попугать.
В общем, нас оставили караулить, а старшим к нам приставили майора Брагина. Мы сидели у костра, пекли припасенную Брагиным картошку и вели неспешную беседу. Майор Брагин веселил нас армейскими историями.
– Был у танкистов случай. Идут танки один за одним. Вдруг передний танк затормозил, а командир танка открыл люк и высунул голову. А танк, который за ним шел, не затормозил. – Майор Брагин зашелся смехом.
– И что?
– Ну задний танк ему пушкой голову к люку и припечатал. Он падает внутрь – а головы нет.
– Смешная история, – согласились мы.
– А еще командир у нас был. Всю войну прошел – ни одной царапины. А на учебных стрельбах стоял в зоне отката. Ствол с креплений сорвало – командира всмятку.
– Тоже хорошая история.
– А еще один сержант полез проверять, не осталось ли в автомате неотстреленного патрона.
– Понятно, – сказали мы. – Скажите лучше, тяжело на стрельбах в мишень попасть?
– Снаряды у нас старые, редко взрываются.
– Редко, но метко? – сострил один из нас, пытаясь подстроиться под армейский юморок.
– Правильно говоришь, – согласился майор. – О прошлый год сделали первые залпы и устроили перерыв. Чтобы наблюдатели зафиксировали и расчеты провели. А один, значится, снаряд в лес угодил. И, как назло, зараза, взорвался. В лесу пожар, и пожарные, значится, приехали. Достали свои шланги и давай тушить. А мы как раз перерыв закончили и снова стреляем. Они, значится, пожар тушат, а кругом снаряды рвутся. Попали, значится, под артобстрел.
– Пожарные погибли?
– Нет, как-то, заразы, выбрались. Чуть не в Финляндию со страха уехали.
– А далеко до Финляндии?
– Километров пятнадцать. А гаубица у нас, значится, на восемнадцать бьет.
Зря он это сказал. Майору-то что? Он сказал и спать в БМП завалился. А мы спать не пошли. Мы косячок забили. Даже, сказать по правде, три косячка. По косячку на брата.
Сидим, курим и друг на друга смотрим. И у каждого в глазах одна мысль: «Хорошо бы, значится, по Финляндии бабахнуть». А чего бы не бабахнуть, если пушка достреливает?
Закурили еще по косячку.
– Финны – сволочи, – сказал искусствовед Федя. – Они наш лес покупают, делают из него мебель и нам же ее продают.