Записки на полях соленых книг
Шрифт:
Она последний раз посмотрела на карту, где был обозначен адрес дома, который она взяла в аренду, даже не видев его фотографии. Впрочем, все это было сущей ерундой по сравнению с тем, что она согласилась купить бизнес, имея лишь отдаленное представление о нем и ни разу не побывав в Южной Каролине. Она тяжело вздохнула. Мама, что мы наделали?
Движение становилось менее оживленным по мере того, как Эмми приближалась к восточной оконечности острова, и она сбросила скорость, отмечая номера домов на столбиках, почтовых ящиках и даже на раскрашенной доске для серфинга, вкопанной во дворе, пока наконец не нашла нужный адрес. Она медленно
Дом принадлежал сыну хозяйки книжного магазина, Эбигейл Рейнольдс. Ее сын был девелопером в Атланте, он пару лет назад купил этот дом, предназначенный для его невесты. Эбигейл не стала распространяться на эту тему, и Эмми оставалось лишь догадываться, что в основном они жили в Атланте и пользовались домом от случая к случаю, а в остальное время сдавали его внаем.
Не то чтобы Эмми ожидала увидеть роскошный особняк, но когда она увидела строение, которое явно не походило на лачугу, она испытала облегчение. Дом был выкрашен в ярко-желтый цвет, с двумя этажами на сваях и шатровой крышей с обзорной башенкой на одной стороне. Широкое деревянное крыльцо вело к приподнятому первому этажу, где двустворчатая дверь укрывалась под закругленной верандой. На крыльце стояли белые кресла-качалки, и ровный ветер с океана легко раскачивал их, словно приветствуя посетителей. Несколько кучек штакетника лежало на редкой траве; рядом стояли козлы для распилки и циркулярная пила с прядями древесных стружек, подрагивавшими на ветру. Эмми нахмурилась, глядя на эту сцену и пытаясь вспомнить, упоминала ли Эбигейл о строительных работах в доме. Потом она снова посмотрела на парадную дверь, и ее глаза расширились от изумления.
Эмми медленно открыла дверцу автомобиля и вышла наружу. Она сняла солнечные очки и прищурилась, впервые ощутив жаркое прикосновение солнца Южной Каролины как тяжелый шлепок по обнаженным плечам.
Не обращая внимания на жару, она прошла по лужайке и поднялась на крыльцо к тому, что привлекло ее внимание. Дверь была выкрашена в темно-вишневый цвет, но в каждую створку почти по всей длине были вставлены большие стекла, на каждом из которых была выгравирована половина бутылочного дерева. Эмми долго изучала извилистые ветви и силуэты бутылок, убеждаясь в том, что она действительно видит то, о чем подумала, и ощущая знакомое покалывание в затылке.
Жара нанесла новый удар, и перед ее глазами заплясали яркие точки. Наклонившись вперед, она прижалась лбом к прохладному стеклу и увидела не обстановку прихожей, а чье-то отражение. Это была пожилая женщина с двумя длинными косами, уложенными вокруг головы, но образ исчез, как только Эмми осознала, что видит его. Она отпрянула со сдавленным вздохом и поморгала, прежде чем снова прижаться лбом к стеклу. На этот раз она увидела лишь просторную, скудно обставленную и, несомненно, пустую комнату.
Эмми подошла к одному из кресел-качалок и опустилась в него, позволив ветру остудить разгоряченное лицо. Должно быть, она увидела затененное отражение проплывавшего облака. А может быть, это были галлюцинации от жары? Она прикрыла глаза, порыв ветра взъерошил ей волосы и овеял прохладой щеки и шею. И тут же нашлось логическое объяснение существованию призрака за стеклом. Эмми чувствовала себя глупо. Она привыкла к летней жаре и даже к высокой влажности, но здесь все было по-другому, и она чувствовала это так же остро, как уход Бена все эти месяцы. Это место ждало именно ее, и она должна была сюда приехать.
Когда Эмми пришла в себя, то встала и выглянула из-за перил, впервые заметив великолепный
Эмми ощутила толчок где-то возле сердца, как будто это новое и незнакомое место что-то для нее значило, как будто тяга к океану была свойственна ей от рождения и она всегда знала эти края. Не имело никакого значения, что раньше она никогда не видела океан; она уже понимала, что такое видеть его со своего парадного крыльца.
Эмми медленно спустилась со ступенек и стала искать тропинку, которая вывела бы ее к задней части дома. Эбигейл сообщила, что ее сын выбрал участок между Фолли-Ривер и океаном. Эбигейл оставила ключ в запертом сейфе у задней двери, и Эмми запомнила комбинацию цифр, многократно повторив ее вслух во время долгой поездки из Индианы.
Она прошла перед домом, где было оборудовано место для стоянки двух автомобилей, и оказалась на зеленой лужайке, где деревянное крыльцо вело к закрытой веранде и, вероятно, к задней двери. Хлопнув по ноге, когда какое-то насекомое укусило ее, она торопливо поднялась по ступеням и открыла сетчатую дверь для защиты от москитов. Очередной сильный порыв ветра вырвал сетку у нее из рук и заставил взглянуть на потемневшее небо. Опустив голову, Эмми впервые обратила внимание на вид, открывавшийся с заднего двора: зеленая лужайка упиралась в заросли высокой травы, похожей на паучьи ноги, а дальше виднелось нечто вроде широкого деревянного причала. Оттенки желтого, бурого и зеленого цветов переходили в свинцово-серую водную гладь с высоким маяком на горизонте. Казалось, что маяк стоит прямо посреди моря; ржаво-коричневые и белые полосы поднимались к фонарю, который сейчас был погашен.
У Эмми снова закололо в затылке, когда она опять взялась за дверь, но остановилась, услышав знакомый звук, доносившийся с лужайки. Ноги сами повели ее к источнику звука – ветру, свистевшему в горлышках стеклянных бутылок. Она остановилась посреди двора, закрыла глаза и прислушалась, а потом направилась в укромный уголок за старой карликовой пальмой. Бутылочное дерево было высотой с Эмми, а его металлический ствол по толщине можно было сравнить с ее предплечьем. Изящные ветви тянулись к небу без видимого порядка; случайное расположение лишь подчеркивало их красоту. На каждую ветку были насажены бутылки разных цветов, позволявшие воздуху свободно проникать в емкости.
Дерево было точно таким же, как и то, которое стояло в саду ее матери, и внезапная тоска обрушилась на Эмми как удар грома. Она протянула руку и прикоснулась к зеленой бутылке, поражаясь ее твердости и реальности и пытаясь заверить себя, что эта частица родного дома не является плодом ее воображения. Эмми обошла вокруг дерева, восхищенная мастерской работой, и наклонилась поближе к ветвям. Глядя на янтарную бутылку с широким горлышком, торчавшую почти под прямым углом к ветке, она увидела нечто, попавшее внутрь.
Эмми легко толкнула бутылку, чтобы проверить, может ли она сдвинуться на ветке. Заглянув снизу, она увидела скатанный в трубочку клочок бумаги. Интерес к старым рукописям и историям преодолел легкие угрызения совести, когда ей удалось подкатить бумагу к горлышку бутылки, а потом освободить из стеклянной темницы.
Бумага отсырела, но не пожелтела, а значит, она была не очень старой. Научное любопытство Эмми окончательно взяло верх над угрызениями совести, она вгляделась в текст и увидела одну-единственную фразу, написанную жирным, размашистым почерком: Вернись ко мне.