Записки натуралиста
Шрифт:
Конечно, каждому из читателей доводилось слышать, как скрипит иногда немазаное колесо. Крутится оно вокруг собственной оси и через определенные промежутки времени цепляется за ось одним и тем же местом, издавая назойливый скрип, вспомнил о немазаном колесе не случайно, а потому, что точно же кричит цесарка. Надоедливая, глупая эта птица. Иной раз попадет она за какой-нибудь низенький заборчик и вместо того, чтобы перелететь через него, начнет бегать вдоль забора, издавая назойливые звуки.
А в это время, соскучившись, вторая цесарка бегает и скрипит по другую сторону забора — «чудный» дуэт получается. Терпишь иногда, терпишь и, наконец, запустишь в цесарку метлой или веником. Как пулемет, затрещит испуганная птица и, легко поднявшись на крылья, перелетит во двор соседа. Пройдет некоторое время, забудется пережитый испуг, и цесарка заскрипит в соседнем дворе и будет кричать до тех пор, пока в нее и там не запустят метлой. Этим я не хочу сказать, что цесарки никуда не годные птицы, но мне они; в то время надоели ужасно, и я был рад от них избавиться.
И если крикливые цесарки вызывали у соседей желание запустить в них первым попавшимся под руку предметом, то вид и крик моего павлина вызывали иное желание. Я бы очень хотел увидеть павлина на его родине — в лесах Индии или Цейлоне, но никому не советую держать эту яркую птицу в городских условиях. «Каяуу», — на весь квартал не то громко мяукал, не то кричал павлин, взлетев на забор и опуская длинный разукрашенный яркими спинными перьями хвост на улицу. И по этому сигналу не только у ребят, но и у взрослых появлялось неудержимое желание схватить павлина за хвост и выдернуть из него хотя бы пару замечательных перьев. «Ведь привыкли же не рвать цветы с клумбы городского парка», — раздраженно думал я. Впрочем, спущенный на улицу павлиний хвост — неотразимый соблазн, мимо которого действительно пройти трудно. Так или иначе, павлиний хвост, благодаря своей длине и яркости, бросался всем в глаза и был причиной ссор с ребятами и взрослыми. Меняя павлина, я раз и навсегда избавлялся от неприятной обязанности постоянно следить, чтобы случайный прохожий не вырвал пера из хвоста птицы.
— Какое значение может иметь одно вырванное перо? — говорили мне. Безусловно, никакого — ведь хвост моего павлина все равно никогда не успевал отрасти полностью. Но несчастью, у меня не было сил подчиняться холодной логике и оставаться спокойным.
Я глубоко убежден, что и вы, читатели, поступали бы так в моем положении. Представьте, например, такой случай. Однаж ды порывистый взлет павлина с забора привлек мое внимание. Несомненно, кто-то пытался схватить его с улицы. «Опять ребята», — мелькнуло у меня в голове. Не теряя ни секунды, я перемахнул через забор и нос к носу столкнулся со «злодеем». Вы, конечно, убеждены, что злодеем оказался соседний мальчишка. Ничего подобного. На тротуаре стоял прекрасно одетый пожилой человек с весьма внушительной внешностью. Мое неожиданное появление привело его в сильное замешательство. Ведь он не успел скрыть следы «преступления». Улика была налицо — в левой руке он держал большое красивое перо павлина.
— Догадываюсь, молодой человек, что это ваш павлин, — любезно заговорил он, не дожидаясь вопросов. — Одно можно сказать — замечательная, красивая птица.
— Да, павлин мой, — бледнея от негодования, процедил я сквозь зубы, — но скажите, пожалуйста, на каком основании вы вырвали это перо? Давайте-ка его сюда.
— Простите, пожалуйста, но ведь я только одно перо, одно перышко. Какое это может иметь значение? Ведь у Вашего павлина множество таких перьев. Право же, молодой человек, нельзя горячиться из-за пустяков. Уверяю вас, что я не мог предполагать, что причиню вам неприятность. Конечно, красивое перышко, но, в сущности, оно мне и не нужно.
— Да не один вы перья из павлина щиплите, все соседние мальчишки занимаются этим, но им, десятилетним, простительно, а вот вам, дожившему до седин человеку, стыдно такими вещами заниматься.
Высказав протест в такой форме, мне следовало взять перо и гордо удалиться. Этим я поставил бы противника в незавидное положение. Но, увы, у меня не было дипломатических способностей. Допущенная мной резкость позволила незнакомцу с честью выйти из глупого положения.
— Щипать несчастную птицу не жалко, это пустяки по-вашему, — сказал я, — а вот если у вас прохожие начнут по волоску выдергивать? Как вам это понравится?
Мгновенно лицо незнакомца стало страшным, тяжелая трость застучала о тротуар.
— Вы забываетесь, невоспитанный молодой человек, мои внуки никогда не позволят себе такой дерзости! — кричал он, содрогаясь всем телом. — Вы просто грубиян.
С этими словами незнакомец повернулся ко мне спиной и пошел прочь. Вся его фигура выражала оскорбленное достоинство. Вероятно, случайно, в волнении, он забыл в руке прекрасное павлинье перо и теперь небрежно размахивал им из стороны в сторону. Впрочем, мне показалось, что он боялся зацепить им за торчащие из соседнего палисадника ветви сирени.
«Мало того, что перо вырвал и утащил, он к тому же и меня изругал», — уныло думал я, идя к калитке. После этого случая самое лучшее — как можно скорее расстаться с павлином.
«Как хорошо, — думал я, — что вкусы людей столь различны. Иначе этот обмен не мог бы состояться».
А сейчас мастер был в восторге от павлина, его жене нравились цесарки. Я же был бесконечно рад, что приобретенный журавль не походил ни на цесарок, ни на павлина.
Выпустить хорошо летающего журавля на двор я боялся. Улетит, чего доброго. На первое время я поместил его в просторный сарай, широко открыв дверь и затянув ее сеткой. Пусть привыкает к новой обстановке и сдружится с домашними птицами. В то время у меня жили две самки и один селезень и семья серых куропаток под руководством крошечной курочки-бентамки. Трех таких курочек и одного петушка я специально держал для подкладки под них яиц диких птиц. В ту весну я нашел гнездо серой куропатки и, взяв из него восемь яиц, подложил под курочку. Маленькая квочка прекрасно высидела куропаток, и сейчас уже совсем большие птицы послушно следовали за приемной матерью.
Журка быстро свыкся с этой компанией, и уже одно его присутствие в дальнейшем могло оказаться полезным. Дело в том, что куропаточки привлекали внимание ворон и кошек, но присутствие крупной птицы, конечно, будет сдерживать их хищнические наклонности. Понятно, что я с нетерпением ждал, когда смогу выпустить Журку из сарая на волю.
— Пора! — спустя неделю решил я и, отодвинув сетку, осторожно выгнал всех птиц из сарая на широкий двор.
«Крри», — громко закричал журавль и, совершив короткий пробег, взлетел. Перепуганные куропатки, как горох, рассыпались в разные стороны и неподвижно залегли, где попало. Журка же, взмахивая широкими крыльями и крича, удалялся в противоположную от своего прежнего дома сторону и, наконец, исчез за высокими зданиями.
Остаток дня в высоких охотничьих сапогах пробродил я по улицам окраины, заглядывая в каждый двор и все надеясь найти улетевшего журавля.
— Не опустилась ли здесь большая птица, «як черногуз» (как аист)? — расспрашивал я встречных ребят и взрослых.
Но птицы никто не видел. Вероятно, я тщательно исследовал эту часть города. Во всяком случае, когда вечером печальный и усталый я возвращался домой, ребята издали узнавали меня.
— Опять дядька «як черногуз» идет, — говорили они друг другу.