Записки нетрезвого человека
Шрифт:
И все же мне повезло, что я остался в стороне, уклонился от клокотания страстей. Как заразительна суетность! Иссушающее тщеславие, изощренная зависть, обезумевшая мелочность – это как болезнь, заразиться может любой. Ощущение единственности жизни незаразительно, как здоровье.
Я не владел методикой преподавания, поэтому у меня, как правило, не хватало материала до конца учебного часа, последние минуты я мучился и томил учеников. Однако я был тогда до краев набит стихами и жаждой, надо не надо, все свое переталкивать в окружающих. По вечерам в избе, где я снимал комнату, я стал читать своим ученикам стихи,
Тогда я сам еще не понимал этих стихов вполне.
Благодарность армии
В этом возрасте не случайно многие бросают свой институт, в который поступили с трудом, меняют работу, уезжают в дальние места и возвращаются обратно – жизнь представляется огромной, возможности ее – неисчислимыми, решиться пожизненно существовать только этим, только здесь странно и дико. Лишь много лет спустя станет ясно, что это и здесь может наполнить жизнь целиком.
Я успел полгода проучиться в Авиационном институте, поработать разнорабочим, провел год в деревенской школе, когда же пришел срок призыва в армию, я был этому рад. Я хотел идти в армию, я совершенно не знал, что мне с собой делать дальше. Так пускай берут и решают все за меня, как хотят.
Не могу объяснить, да не могу уже и почувствовать, как я тогда любил театр. Но я был уверен, что никаких театральных способностей у меня нет. Однако в этом наступившем состоянии отчаянности и безразличия к своей судьбе я вдруг решился и подал заявление на театроведческий факультет. Подать на какой-нибудь другой, более творческий, было бы кощунством.
На собеседовании меня спросили, кто мой любимый режиссер, я сказал – Вахтангов, хотя знал его только по опубликованным воспоминаниям. Образ его был ошеломителен, теснил сердце. Я рассказывал о нем, что знал, трепыхаясь и задыхаясь, в руке у меня была ручка, она дребезжала по чернильнице, у меня ее отнимали, но я снова ее хватал и дребезжал по чернильнице.
Меня приняли. Но через два месяца пришла повестка в армию, в тот год призывали с первых курсов.
Сколько есть на свете историй, которые и вспоминать не следует, о которых рассказывать смешно – так они бессмысленны и непоучительны. Такою осталась бы и эта история, если бы сюда не вмешалась судьба.
Судьба – это я называю условно. Некоторые говорят, что ее как бы и нет в буквальном смысле, что все в руках самого человека. И трудно возразить. Но все же почему тогда так часто мы употребляем слово «судьба»: «Не судьба», «Верю в судьбу», «Не верю в судьбу», «Такая судьба»… Вероятнее всего, что-то за этим скрывается.
Судьба. Так назовем то стечение обстоятельств, которое помогает больному животному найти среди всех трав именно ту, какая ему нужна.
В данном случае искала сама трава. Самой траве понадобилась эта встреча. Когда судьба
– Я вас не разбудила? – спросил женский голос.
– Ничего.
– Я могу позвонить попозже.
– Кто это говорит?
– Это не важно, вы меня не знаете.
Девушка стала что-то расспрашивать про деревню; я подумал, что она оттуда, может быть, учительница, но она стала вспоминать моих школьных друзей и то, что я на днях кому сказал, шляясь по Первой Мещанской, и я совсем сбился с толку, гадая, кто бы это мог быть.
– Просто вы мне приснились, – объяснила она. – До тех пор, пока вы получили повестку. А что было дальше, я не знаю, как раз проснулась. Вот я позвонила узнать, когда вам призываться.
– Скоро, через пять дней.
– Жалко.
Мы говорили по телефону долго. У нее был странный мягкий голос. Она шутила, почти незаметно, так что я даже не сразу понимал.
– Давайте встретимся, – сказал я.
– Давайте, – сразу согласилась она.
– Хотя, пожалуй, лучше не нужно.
– Почему?
Это было трудно объяснить. А я подумал: скоро идти в армию, надолго, года на три, а там неизвестно, что будет. И испугал ся, вдруг девушка слишком мне понравится. Может быть, это кем-то специально устроено, чтобы я увидел ее именно теперь. А девушка окажется созданной и присланной для меня и только для меня, но слишком поздно. Она представлялась мне в белом платье, как в стихотворении:
Ты появишься у двериВ чем-то белом, без причуд.В чем-то впрямь из тех материй,Из которых хлопья шьют.Объяснить это было трудно, но я попытался. А она не поняла, или сделала вид, или пропустила мимо ушей.
Я подумал и решился: хотя бы увидеть, что я потерял…
– А где?
– Около клуба МГУ.
– Вы меня знаете?
– Нет.
– Вы меня не видели?
– Нет.
– Как же мы друг друга узнаем?
– Ну, я – такое маленькое, серенькое…
– А как я к вам подойду?
– А просто подойдите, как за папиросами.
Мы встретились. Она и правда оказалась маленькая и в общем серенькая.
Увидев ее, я сразу успокоился, страхи мои были напрасны.
Оказалось, что она все знает обо мне от моих школьных товарищей, которые теперь учились с ней в институте.
Мы пошли по улицам, я стал трепаться и довольно свободно, потому что она не была слишком хороша собой. Но зато она все понимала и смеялась, когда было нужно.
Так мы походили по улицам еще один вечер, и еще один. А на третий она все время кашляла, была нездорова.
– Видишь, какая у тебя будет болезненная же… – проговорила она и запнулась.
Я не разобрал и переспросил:
– Что?
Она покраснела и не ответила.
– Да что ты сказала, я не понял.
– Я сказала: «Вот видишь, как у тебя будет болезненная жена».
Я обалдел. Жил у родственников, и, кроме прорезиненного плаща, у меня ничего не было, а через два дня я уходил в армию, а знакомы мы были три дня.