Записки о войне. Стихотворения и баллады
Шрифт:
Мой приятель Джорджи, пытливо прислушивавшийся ко всем разговорам о Советском Союзе, особенно о филосемитизме и об антисемитизме русских, суммируя свои впечатления, говорил: «Простые солдаты рассказывали мне, что у вас на передовой нет евреев, евреи — только старшие офицеры». Рассказ Джорджи напоминает отношение к еврейству со стороны радикальных элементов Балкан: принципиально интернационалистическое и наряду с этим холодок, обусловленный воспоминаниями о буржуазности еврейства, о столетней ориентации на мадьяр и немцев. Для евреев, товарищей по борьбе, делалось понятное и очень горячее исключение.
Много раз зарубежные евреи задавали нашим армейским евреям вопрос: «Как у вас с антисемитизмом?»
Подобно сапожнику, перехваливающему свою родину, чтобы Европе она казалась еще краше, чем ему, евреи армейские привирали, рассказывали о стране без антисемитизма и еврейского вопроса. Это делалось, во-первых, из ощущения реального факта резко лучшего положения евреев в Советском Союзе по сравнению с положением евреев на оккупированных территориях; во-вторых, из стыда «за то, что антисемитизм возможен и у нас»; в-третьих, из человеческого желания прихвастнуть.
Однако настойчивое
Белогвардейцы
До войны, в Белграде, их было пятнадцать тысяч. Двенадцать тысяч бежали на север, унося с собой отчаявшуюся ностальгию. Три тысячи ожидали нашего прихода. Из них сто двадцать членов Союза Советских Патриотов сделали все, чтобы вернуться в Россию с парадного входа.
Во время боя за город была найдена старуха Дурново, внучка Суворова. Она писала нашим офицерам, умоляя отправить ее в Москву: «Готовить буду, стирать».
Нас дождались два внука Льва Толстого. Бежали Трубецкие, потомки Лермонтова и Тютчева.
Эпиграфом истории раскаявшейся части белогвардейщины возьму судьбу Петра Бернгардовича Струве [177] .
Это был человек, проделавший навыворот политическую эволюцию Виктора Гюго, вместилище противоречий всей интеллигенции русской. В 1941 году он, немец, публично предсказывал поражение Германии; монархист, пророчествовал о победе советской власти. Был арестован. Полтора года сидел в концлагере вместе с коммунистами и евреями. Следователь наивно обвинил его, во-первых, в контакте с Лениным (1890-е годы); во-вторых, в переводе на русский язык трудов Маркса и Энгельса (тогда же); в-третьих, в организации первых марксистских кружков в Петербурге. Ни одно из обвинений не было моложе сорока лет. Весной 1943 года его увезли в Вену — судить. Умный судья посмеялся над обвинительным заключением, но спросил (наверное, он сказал при этом: спрашиваю вас, как человек человека): «Ваше мнение о перспективах этой войны?» Струве ответил, что как историк и экономист он предвидит скорое и неминуемое поражение Германии. Его протомили еще шесть месяцев. Потом отпустили в Белград. Несколько недель он ходил по улицам, жестикулировал, нервно трясся (следы тюрьмы), настаивал на своих предсказаниях. Умер, завершив одну из самых путаных, оппортунистических, негероических жизней XX столетия римским концом [178] . Стал гордой легендой коммуноидной белогвардейщины.
177
Струве Петр Бернгардович (1870–1944) — русский политический деятель, экономист, философ, теоретик «легального марксизма», одни из переводчиков «Коммунистического манифеста». Был противником революционного марксизма, в особенности, учения о диктатуре пролетариата и социалистической революции.
178
«…умер, завершив… римским концом». — Автор имеет в виду непоколебимую веру Струве в победу России над фашизмом, веру, которая была сродни римскому патриотизму и уверенности римлян в их превосходстве над врагами Рима.
Белград, Югославия, Балканы приютили наиболее южную группу белых — врангелевских офицеров, киевских и одесских помещиков с семьями, автокефальных батюшек. Удивленные легковесностью Балканской Европы, они подолгу сохраняли русское имперское подданство, либо так называемые нансеновские паспорта [179] , — беженские аттестации, дававшие гражданские права и освобождавшие от политических. Такие же паспорта давали турецким армянам [180] . Возможно, они (как и русское подданство) окажутся еще роковыми для их обладателей.
179
«Нансеновские паспорта». — Так назывались паспорта, выдаваемые военнопленным и беженцам после первой мировой войти; названы по имени известного норвежского исследователя Арктики Фритьофа Нансена (1861–1930), назначенного после войны верховным комиссаром Лиги Наций по делам военнопленных.
180
«Такие же (нансеновские. — Ред.) паспорта давали турецким армянам». — Речь идет об армянах, бежавших из Турции в 1915 г., спасавшихся от резни, устроенной турками.
Богатенькие и знатные вскоре уехали в Париж. Осталась армейская голь, положенный процент епископов, повышенный процент украинцев.
Женщины белогвардейцев были исполнены грустного обаяния. В полудеревенском Белграде, тогда еще скорее сербском, чем югославском, их узнавали по походке, по повороту головы, по запаху — тонкому, парижскому, незабываемому. В 1944 году, когда в Белград вошли сталинградцы, их женщин также узнавали по походке, по скрипу и грохоту кирзовых сапог. Сотни эмигранток вышли замуж за сербов, ассимилировались, вырастили расу красивых и сильных ребят. Другие жались друг к другу, основывали «русские матицы» и сокольские клубы [181] , трудно привыкали к физическому труду, к чужому языку.
181
«Сокольские клубы». — Они были созданы в Чехии в начале XX в. полувоенизированным гимнастическим обществом «Сокол».
В
В Югославии Карагеоргиевичи [182] крепко помнили 1914-й год. Офицеры принимались в армию. Охотно брали на службу чиновников, инженеров, учителей. Молодые ушли в университеты, образовали кадры отличных высококультурных специалистов. Киевская, Харьковская, Одесская профессура облагородила университеты Белграда и Софии. В Болгарии их считали варягами, терпели, пока не выросли свои кадры. В Белграде они крепко вросли в академический быт.
182
Карагеоргиевичи — в XX в. королевская династия в королевстве сербов, хорватов и словенов, а с 1929 г. (фактически до 1941 г.) — в Югославии. Последний король — Петр II.
Балканская Европа удивила нас необычными названиями улиц, проспектами Пуанкаре [183] и Вильсона [184] , памятником Франше д'Эспере [185] (в октябре партизаны намалевали на генеральском пьедестале четыре трафаретные красные звезды). Пока был среди этих проспектов не только генерал Черняев [186] , но и Николай II, белогвардейцы крепко ощущали свою автономию. Их русская православная церковь была автономна внутри сербской православной. Им дали гимназию в Белграде, кадетский корпус в Белой Церкви. Был дом для престарелых — немцы четыре года не кормили их. Наши не тронули, прошли мимо самых ненавидящих из своих врагов. Был огромный Русский дом в Белграде. Было сознание своего островного положения, зиждившееся сначала на культурном превосходстве, потом на народной нелюбви. Из Парижа доходили вести о партиях и течениях, о сменовеховцах [187] и национал-большевиках. Здесь все сосредотачивав лось вокруг способов возвращения. Было два пути: с немцами и их предшественниками либо через консульства (ССП). Позже второй путь был окрашен кровью Союза Советских Патриотов. И вот в Белграде оказалось сто двадцать бургомистров, сто двадцать героев.
183
Пуанкаре (1860–1934) — президент Французской республики, один из организаторов интервенции против Советской России.
184
Вильсон (Уилсон) Томас Вудро (1856–1924) — президент США (1913–1921). Один из вдохновителей и организаторов интервенции и блокады Советской России.
185
Франше д'Эспере (1856–1942) — маршал Франции, один из наиболее известных полководцев первой мировой войны. В мае 1918 г. командовал союзными войсками в Македонии. Здесь им была одержана победа, вынудившая Болгарию выйти из войны и открывшая путь на Вену.
186
Генерал Черняев — Черняев Михаил Григорьевич (1828–1898) — генерал-лейтенант русской армии, сформировавший в 1876 г. отряд русских добровольцев и до официального объявления войны Турции поддержавший сербских повстанцев.
187
«Сменовеховцы». — «Смена вех» — сборник, изданный в Праге в 1921 году (в последующем издавался в Париже как журнал под тем же названием). Призывал белую эмиграцию к сотрудничеству с большевиками, учитывая Новую экономическую политику (НЭП). Один из главных идеологов «сменовеховцев» Н. В. Устрялов призывал интеллигенцию к сотрудничеству с «новой буржуазией» и советской властью, надеясь на постепенную эволюцию последней в сторону буржуазной демократии. Устрялов, проживавший с 1920 г. в эмиграции, в 1935 г. возвратился в СССР, где вскоре был репрессирован и погиб в 1937 г.
Когда началась война, белые резко противопоставили себя сербам, навсегда устранив возможность повторения в Югославии любой антисоветской эмиграции. Не случайно, именно здесь формировался Русский охранный корпус из ротмистров всей Европы, с полным окладом и офицерской уважительностью в обращении, корпус, из которого партизаны не брали пленных — расстреливали всех поголовно, как банатских эсэсовцев. Не случайно именно здешние юнцы из кадетского корпуса лезли на наши пулеметы на дунайских переправах.
Генерал Краснов [188] писал об одном из своих героев, что он говорил настолько по-русски, что всегда можно было разобрать, где «е», а где «ять». Патриотизм старого поколения эмиграции носил именно ятевидный характер. Все эмигранты, оставшиеся в Белграде, от души умилялись Красной Армией. Но их чувства сосредотачивались на погонах, на орденах Суворова и Кутузова, на заветном слове «подполковник». В общем, это был немецкий вариант возвращения на родину — с заветным словом «статский советник».
188
Краснов Петр Николаевич (1869–1947) — генерал-лейтенант, один из руководителей контрреволюции в период гражданской войны. В 1920 г. эмигрировал в Германию. Во время второй мировой войны сотрудничал с немцами. Был схвачен нашими войсками и казнен по приговору суда.