Записки о войне. Стихотворения и баллады
Шрифт:
Это была не нация и не класс — существовала бездна между пролетаризированными врангелевцами в Пернике и двором вдовствующей императрицы в Копенгагене. Это было сословие, объединяемое, главным образом, сословными предрассудками. Мятеж ССП напоминал внутрисословный бунт декабристов против Простаковых [189] .
ССП не хотел представительствовать эмиграцию. Он резко отмежевывался от нее, противопоставлял себя ей, вплоть до организации своей контрразведки, работавшей специально против белогвардейцев. Вплоть до того, что 6 ноября на предпраздничном собрании решили выставить «своих» автоматчиков у входа в Русский дом и не пропускать туда ни одного эмигранта.
189
«Мятеж ССП напоминал внутрисословный бунт декабристов против Простаковых». — Речь идет о дворянской просвещенной революционности, выступившей против мракобесия провинциальных помещиков; мятеж своих против своих.
В Разграде я разговаривал со стариком — врангелевцем, уважаемым во всей округе детским врачом. Удостоверившись в моей интеллигентности, он спросил: «Что вы будете с нами
Этот вопрос белогвардейцы задавали очень часто. В те дни им отчетливо вспоминались все их грехи перед российскими рабочими и крестьянами — от казни Стеньки Разина до Русского охранного корпуса. Тряслись ограничившиеся нансеновскими пасами (Паспортами. — Ред.). Дрожали гордецы, сохранившие императорские документы. Счастливые обладатели болгарского подданства чувствовали себя очень неспокойно — слишком несуверенно капитулировала муравиевская [190] Болгария, слишком грозно шумели танковые корпуса под их занавешенными окнами.
190
«Муравиевская Болгария». — Автор имеет в виду образованное 2 сентября 1944 г. правительство Болгарии во главе с К. Муравиевым, лидером правого крыла Болгарского земледельческого народного союза (БЗНС). Образование этого правительства явилось компромиссом между БЗНС и неофашистской буржуазией с целью изоляции коммунистов в Отечественном фронте. Политика Муравиева отличалась крайней нерешительностью в разрыве отношений с Германией и дальше объявления нейтралитета не пошла.
Рядом с доктором сидела его жена. Внимательно слушала, иногда потряхивала торжественными, царственно рыжими волосами. Внезапно, после сотни вопросов о Советской России, она спросила: «А правда ли, что у вас всем заправляют… евреи?» И смотрела мне в глаза злобно, чуть насмешливо.
Я вежливо ответил: «Ваши сведения, мадам, безусловно преувеличены».
Двадцать пять лет эмиграция дышала преувеличенными сведениями. В этих условиях противоположное течение казалось невозможным. Тем не менее оно возникло. Были старики со школьным представлением о патриотизме, исключавшим сговор с интервентами. Были молодые инженеры, твердо верившие в индустриализацию СССР. Были инородцы — евреи, кавказцы. Были девушки из старых семей. Были врангелевские офицеры, предпочитавшие петроградские академии всем иным. К партизанам ушли Махин [191] , знаменитый Саблин [192] , левый эсер времен московского восстания, начальник ВОСО Тито. Среди рядовых партизан был граф Ефимовский. В каждой бригаде был свой белый — обычно в штабе, а не в русской роте — культурнейший, проверенный офицер.
191
Махин. — См. примеч. 89 к главе «Югославия».
192
«…знаменитый Саблин». — Саблин Ю. В. (1897–1938), член коммунистической партии с 1919 г. До вступления в РКП(б) активный член партии эсеров; с 1917 г. — левый эсер, участвовал в левоэсеровском мятеже в Москве летом 1918 г., амнистирован. Участник гражданской войны и подавления Кронштадтского восстания. Репрессирован и расстрелян в 1938 г. Указание на то, что «знаменитый Саблин» был начальником военных сообщений у Тито, — легенда, или речь идет о другом Саблине-однофамильце.
Ощущался политический раскол: «Отцы и дети». Впрочем, процент детей был не свыше того, что у нигилистов.
В 1941 году в Белграде на правах секции одного из подпольных райкомов компартии организовался Союз Советских Патриотов. Его возглавил доктор Лебедев — милый человек, твердый руководитель. В Центральном Комитете Союза были профессор Алексеев Н. Н. [193] , юрист, автор «Истории русского бесправия», старик со счастливыми и молодыми глазами, еврей Тумим, литературный критик, шеф контрразведки.
193
Профессор Алексев Н. Н (1876–1964) — юрист, в 1940–1943 гг. преподавал в Белградском университете. Эмигрировал во Францию. Участник Французского сопротивления.
Подробной картины деятельности ССП у меня нет. Кажется, они принимали участие в переводе и печатании шестисот экземпляров «Краткого курса истории ВКП(б)». Перепрятывали бежавших из лагерей красноармейцев, доставляли их в партизанские отряды. Кажется, собирали деньги, медикаменты, литературу, табак, печатали листовки. Вся работа шла под контролем сербов, по их заданиям.
ССП резко отделял себя от эмигрантской массы. Его члены считали себя советскими гражданами. Свою работу — заслуживанием паспортов. ССП противопоставлялся, до известной степени, и партизанам. На Русском доме написали: «Собственность СССР». На демонстрацию хотели выйти своей колонной под советскими государственными флагами. Впрочем, когда стали собирать заявки на приглашение на вечер, в списках знакомых оказалась вся партийная и военная знать сербского Белграда.
Быть может, интереснейшей фигурой ССП был внучатый племянник фельдмаршала граф Илья Николаевич Кутузов [194] . Ему было сорок лет. Из России он выехал юношей, с гувернером. Учился в Сорбонне. Знал шесть языков. Доцент французской филологии, читал ее в Белграде. Написал несколько книг интересных стихов. В Белграде возглавлял кружок поэтов, который считался одним из двух центров молодой поэтической эмиграции. Второй — в Париже. Ладинский [195] , Довид Кнут [196] . Кутузов очень обаятелен старомодным, устоявшимся обаянием, чем напоминает Кульчицкого [197] . В 30-х писал рецензии с налетом наивной антисоветчины, бытовой для эмиграции. Он говорил мне: «Теперь я все понял. Раньше мы думали: „ЭНКАВЕДЕ!“ А сейчас: „Пойду работать для НКВД“. Современную русскую поэзию знал плохо, о Пастернаке и Сельвинском [198] помнил, что у них талантливые рифмы, но веровал, что в Москве займет свое место.
194
Голенищев-Кутузов Илья Николаевич (1904–1969) с семьей эмигрировал в Сербию, крупный специалист по итальянскому Возрождению и сербской литературе. С 1951 по 1953 гг. находился в югославской тюрьме. После освобождения два года жил и преподавал в Будапеште. С 1955 г. жил в Москве, работал в институте Мировой литературы и преподавал в МГУ. Ему принадлежит ряд книг о Данте. Редактировал книги «Поэты Югославии» и «Эпос сербского народа». В переводах стихов для этих книг участвовал Борис Слуцкий.
195
Ладинский Антонин Петрович (1896–1961) — русский писатель. С 1921 г. жил в эмиграции в Париже. В 1946 г. принял советское гражданство, в 1955 г. возвратился в СССР.
196
Довид Кнут (наст. имя и фамилия — Давид Миронович Фиксман) (1900–1955) — русский поэт. Жил в эмиграции в Париже. Активный участник Французского сопротивления. Его жена, дочь Скрябина, погибла в перестрелке с гестаповцами.
197
Кульчицкий Михаил Валентинович (1919–1943) — поэт, один из участников московской группы поэтов, к которой принадлежали Борис Слуцкий, в также Павел Коган, Давид Самойлов, Сергей Наровчатов, Михаил Львовский и др. Кульчицкий — близкий друг и соратник Слуцкого еще по Харькову. Участник Великой Отечественной войны. Михаил Кульчицкий погиб под Сталинградом в январе 1943 г. Борис Слуцкий тяжело переживал гибель друга и считал ее одной из самых больших потерь русской поэзии на войне.
Слуцкий посвятил своему другу несколько стихотворений, в том числе знаменитое стихотворение «Давайте после драки…» («Голос друга»), о котором Слуцкий писал впоследствии: «Прыгнуть выше самого удается редко. В этом случае я, наверное, прыгнул» («О других и о себе». С. 24).
198
Сельвинский Илья (Карл) Львович (1899–1968) — известный русский советский поэт. Участник Великой Отечественной войны. В литературном семинаре, руководимом Сельвинским, до войны учились Борис Слуцкий и Михаил Кульчицкий.
За всю войну только с ним и пришлось по-московски побродить по улицам, почитать стихи. Нас встречали аккуратнейшие партизанские патрули. Окликали: „Едан напред, остальные стоят“. Я отвечал: „Майор Црвеной армии“. Нас немедленно с почетом пропускали „напред“. Осенью 1941 года, бежав из лагеря, Кутузов попал к Коста Надь [199] , в главный штаб Воеводины. Три года работал в пропагандном отделе на второстепенных должностях. В 1944 году Надь получил орден Кутузова. Весь штаб был поражен, узнав, что содержит в себе родственника такого человека.
199
Коста Надь (род. в 1911) — генерал-полковник, член КПЮ с 1937 г. Участник гражданской войны в Испании (командир Балканского батальона). В 1941–1945 гг. руководил партизанским движением в Воеводине, был членом Главного штаба Народно-освободительной армии Югославии.
В октябре его назначили комиссаром белогвардейской колонии. Вечером он пришел в Русский дом с двумя автоматчиками. Старички из правления встретили его приветливо. В Белграде все знали графа Илью Николаевича. Граф, облеченный в английскую униформу, чувствовал себя скверно. Он в первый раз производил аресты. Ордера не было. „Господа“ — сказал Кутузов, — я вынужден вас арестовать». Старики покорились. Только один из них стал отходить в сторону, к двери: «Я Шевченко, я из украинской секции».
Кутузов вспомнил старые дрязги между русской и украинской частями эмиграции, взаимные доносы и с торжеством арестовал Шевченко.
По графскому приглашению я побывал на первом легальном собрании ССП. Оно было посвящено участию в октябрьской демонстрации и организации праздничного вечера. Собирались понемногу. Кучка людей — пятьдесят-шестьдесят человек — терялась в коридорах Русского дома.
В зале шел поспешный пересмотр портретов. Без прений выбросили Николая II Александровича, его отца и прадеда. Помешкали над Александром II Освободителем и Александром I Благословенным. В конце концов уцелели Петр, Суворов, Ермолов [200] . На стенах остались огромные прямоугольные пролежни, странно напоминавшие 1937 год [201] .
200
Ермолов Алексей Петрович (1777–1861) — русский генерал от инфантерии. Участник войны 1812 г. С 1816 г. главнокомандующий в Грузии. За покровительство декабристам был уволен в отставку в 1827 г.
201
«…напоминавшие 1937 год». — Имеется в виду снятие портретов репрессированных партийных и военных деятелей. Впервые такое «вычеркивание» из истории было при Николае I, когда удалялись портреты декабристов из Военной галереи Зимнего дворца, входящей в настоящее время в экспозицию Государственного Эрмитажа.
Группа художников во главе с Завгороднюком заканчивала портреты Ленина, Сталина и Тито. Завгороднюк — лауреат Салона, и его работы в жанре клеточной школы живописи — по 25 рублей за штуку — были возведением этой школы в степень идеала.
Постепенно сходились союзники — скромно одетые женщины, молодые и пожилые мужчины, в праздничных, «единственных» костюмах, подобных тем, какие надевали венгерские рабочие по случаю заседания обкома партии.
Эти люди не напомнили мне ни один из вариантов интеллигентских сборищ в Советской России. Сдержанность, ощущение старой культуры, заставляли отвергнуть и сопоставление со сходками народовольцев. Скорее всего, это были декабристы, декабристы XX века. Преобладание дворянского, присутствие офицерского элемента усиливали впечатление.