Записки офицера… или семнадцать мгновений жизни
Шрифт:
Я прекрасно это понимал. Особой вины за собой не чувствовал. Это моя работа и я ее выполнил. Любой, проникнувший за периметр — преступник. Однако, где-то глубоко внутри уже зрело зерно сомнений. Зерно, которое рано или поздно должно было дать всходы…
Поднявшись с кровати, я бесцельно прошелся по комнате. Полистал свежий номер журнала, который лежал на кровати Скифа. Ну конечно, что еще могло быть тут. В обложке «Авто Мира», естественно что? Правильно «Плейбой». Положил журнал на место. Постоял, перебирая в голове все то, что накопилось и о чем
— Нет, надо с кем-то поговорить, — с этими словами я покинул комнату и бодро зашагал по коридорам базы. Ноги сами принесли меня к кабинету Отца. А ведь верно, только с ним можно обсудить такие вещи. Он тот, кто подскажет и поймет. На стук в дверной косяк прилетело приглашение войти.
— Здравия желаю, — козырнул я.
— И тебе того же, — Отец сидел за столом, но бумаг или компьютера перед ним не было.
Минуту мы смотрели друг на друга, словно решая, кто первый должен сделать ход. Оценивая, присматриваясь. Но куда мне тягаться с таким опытным психологом и знатоком человеческий душ, как Отец.
— Что мнешься? Закрывай дверь и садись, — он встал, достал пепельницу, включил кофеварку.
С чего начать свой монолог? Я уже не первый раз задавался этим вопросом, но ответы всегда были разные. Достойного я так и не нашел. Потому, не мудрствуя лукаво, начал в лоб.
— Командир, я перегорел.
Отец, молча, поставил на стол пару кружек. Разил приготовленный в них кофе. Пододвинул мне пепельницу.
— Кури, не стесняйся. Кофе, кстати говоря, настоящий. Мне контрактники сверху, — палец указал на полоток, — принесли.
Я не стал пренебрегать предложением начальника. Сизый сигаретный дым струйкой ушел в потолок. Первый глоток горячего напитка приятно обжег горло. Кофе был отменный, давно, очень давно я не пил такого. Отставив кружку и сделав еще одну затяжку, я открыл рот, собираясь продолжить…
— Ты, не торопись, — остановил меня Отец, присаживаясь в кресло, — я тебя уже сутки жду с этой проблемой. Сигнал из медслужбы, от психолога, пришел давно. На почитай.
Он достал из стола папку. Протянул ее мне. Это было личное дело Юрковского Семена Васильевича. Первый же лист дела был отчетом психолога об изменении психо-эмоциального состояния исследуемого. Сухим медицинским языком, с использование присущей медикам терминологии, описывались результаты тестирования. Анализировалось поведение пациента. То есть мое. А вот и вывод, который гласил, что мое эмоциональное состояние крайне неустойчиво. Есть склонность к принятию неадекватных решений, самобичеванию. В общем, куча мути. Но смысл был понятен. Я захлопнул паку и вернул ее Отцу.
— Ознакомился? — поинтересовался он, пряча папку в ящик стола.
— Угу, интересное чтиво. Только одно не понятно, — я закурил еще одну сигарету, — если вы все знали, почему отпускали на задания в одиночку? Доверяли выполнение сложных миссий?
— А потому, что всем этим бумажкам, — он постучал по столешнице пальцем, — грош цена. Я и только я, могу и буду решать кому, и что делать! Мне, а не этим эскулапам, виднее, кто и чего стоит! Семен, рано или поздно каждый сталкивается с этой проблемой. В твоем случае — есть моя вина.
Он поднялся, прошелся
— Я видел, что тебя тяготит, что ты ищешь ответы, ищешь знания. Пытаешься понять. Найти объяснения тому, что видишь и делаешь. Да, именно я должен был убрать тебя с оперативной работы. Оставить на базе, дать другое поле деятельности. Именно это я сделал, однажды.
Да, я вспомнил, как после ранения был временным замом нашего начальника. Как занимался текущими вопросами.
— А ведь верно, — я потушил окурок, — у меня тогда и времени на размышления не оставалось. Все уходило на рабочие моменты, проверки, подготовки…
— Ага, уловил, — заметил он, — но я послушал этих… медиков. И я вернул тебя в Зону. Значит вся ответственность за твой срыв — на мне.
В тот вечер мы беседовали еще часа четыре. Так долго я с ним никогда не общался. В какой-то момент я решил, что гори все огнем, буду служить, как служил. Есть приказы, есть задания, но Отец меня остановил. Он рассказал о подобных случаях. Я был не первым его промахом. Были еще двое. Один погиб в Припяти, а второй… Второй самовольно ушел из отряда и сейчас пытается собрать свою группировку в Зоне. Именно его подозревал Отец в создании «Ренегатов». К концу беседы я понял, что моя карьера, как оперативника — закончена. Но и оставаться без дела я не хотел.
Попрощавшись с Отцом, я отправился к себе. Остаток ночи провел в поисках ответа, но быстро понял: «назад пути нет». Нет и быть не может. Все уже произошло, все сложилось так, как есть. Иначе уже и не будет. С этой мыслью я уснул. А проснувшись, написал раппорт и отправился к Отцу.
Пока еще подполковник СПВС «Выброс»
Юрковский Семен
Записка семнадцатая. Финальная. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…
Три года! Три долгих года, выброшенных из полноценной жизни! Это сейчас, когда уже ходишь по большой земле, начинаешь это осознавать. Сейчас, пройдя все круги лжи, подтасовок, откровенных подстав, немотивированной жестокости прикрытой простым словом «Приказ», начинаешь осознавать весь ужас понятия «Зона». Что тянет в нее? Да уже столько об этом написано и сказано, что и упоминать нет смысла. Кому что. Кому скрыться, спрятаться, сбежать от властей. Кому найти несметные богатства. Кому власти, огромной. Кому славы и счастья. Однако, большинство находят лишь ехидную усмешку костлявой старухи с косой.
Мне повезло. Да, именно так, повезло. Меня комиссовали. Официальная причина обыденная: «По состоянию здоровья». Чего греха таить, так и есть. За три года мне удалось урвать немалый куш. Только вот куш уходит на лечение. Какая бы приборы, костюмы и препараты не были разработаны нашими «яйцеголовыми», сто процентной защиты от изотопов они не дадут. Сейчас это понимаешь, но что толку. Фактически же, я ушел с формулировкой «по собственному желанию, в связи с окончанием срока контракта».