Записки пилота. Тетралогия
Шрифт:
Раздалось какое-то бульканье и второй продолжил.
– Кхеее.....горечь, - он снова побулькал чем-то и шмыгнул носом.
– Если б не лекарь, подох бы уже. Ну, чего встал? Тащи давай.
– Так тяжело же, досточтимый мастер. Помогли б, а?
– Тебя, дурня, сюда учиться прислали.
– уже не кашляя продолжил сопливый.
– Я те и говорю, учу тебя, бестолочь, багориком, багориком цепляй и тащи. На ленту.
Где-то сверху послышался сочный чавк и навалившаяся на спину тяжесть пропала.
– Грех это, мастер. Как ни есть - грех.
– Отмолишь. Так. Двух уложил. Ох...ну где твои глаза? А, тебя, Глан, мать-твою-женщину-за-ногу-через-стояк!
– судя по экспрессии, с какой была произнесена последняя часть фразы, это было что-то ругательно-оскорбительное.
– Руки то - свисают! А как под ремень затянет, а?
– Сейчас поправлю, мастер.
Какой-то непонятный шум. Я всё ещё пребываю в полуотключённом состоянии и воспринимаю всё происходящее как-то отстранённо, сбоку что-ли.
– Ещё одного тащи.
– А не перегрузим?
– Не должны.
Снова шорох над моей головой, с меня что-то сволакивают и, сквозь закрытые веки, глаза обжигает яркий свет.
– Всё, запускаю, - произносит старый и чем-то щёлкает.
Появляется новый звук - посвист работающего электромотора в который вплетается резкий визг. Так визжит ослабленный ремень генераторной передачи на машине с бензиновым двигателем.
– Сейчас, смочу, - произносит молодой и я слышу плеск воды.
– Стой, идиот!
– вскрикивает старый, но поздно - раздаётся хлесткий удар, шипение и резко наступает тишина.
– Ой....
– Идиот! Кусок идиота! За что, о Творец, за что?!
Слышу звуки ударов.
– Ой...Не надо, мастер....ой-ой-ойййй.........
– Дебил. Тупой раск! Тебе сортиры чистить! Пшёл вон отсюда!
– Ку-да, ма-мастер?
– Ку-да, ку-да, за инженером нашим, ошибка природы!
Их беседу прерывает мелодичный, насыщенный звук колокольного удара.
– Н-ну, отродье лорка?! Рад?! Уже к обеду звонят, а мы ни одной бочки не наполнили! За какие же грехи меня так...ТАК наказали? Бегом жрать, эээхххх.... После - кланяйся инженеру, проси прибыть сюда. И пониже, пониже кланяйся, спина чай не отвалится. Эххх...послали же помошничка на мою голову. Помолиться перед едой не забудь, дурень!
Слышу удаляющиеся шаги, стук захлопываемой двери и лязг замка.
С трудом разлепляю глаза.
Я лежу в груде мёртвых тел. Наших тел - все в обрывках полевой формы с нашими нашивками. Рядом вытянулась лента транспортёра, она медленно поднимается вверх, обрываясь на высоте примерно двух моих ростов, над квадратной воронкой, узким местом входящим в какой-то ящик, под которым стоит обычная металлическая бочка. От транспортёра к торчащему из ящика валу с толстым и широким колесом тянется провисший ремень. На ленте транспортёра застыли мёртвые тела. На полу, рядом с ней стоят обычные носилки, заполненные руками, ногами и чьей-то головой. К счастью голова повёрнута ко мне затылком и я не могу узнать - кому из моих сослуживцев она принадлежала.
В неровном свете, пробивающимся сквозь щели в стенах, эта картина выглядит нереальной, выдернутой из дешёвого фильма ужасов.
Дёргаюсь всем телом, подтягиваюсь на руках, цепляясь за остатки амуниции и просто за мёртвые тела и наконец высвобождаюсь, скатываюсь вниз, на пол. Пытаюсь встать, но ноги, отдавленные и затёкшие не слушаются - падаю. Растираю их руками. Постепенно, с болью, к ногам возвращается подвижность.
Встаю и тут же, охнув, падаю прямо на груду тел. К боли в ногах добавляется новая, свежая порция. Жгучий обод охватывает моё тело на уровне живота. Задираю лохмотья, оставшиеся от форменной куртки - по середине тела, сплошной полосой, кое где разбавленной порезами и глубокими ссадинами, проходит один большой синяк.
Медленно вдыхаю, наполняя грудь воздухом - так и есть, несколько рёбер сломаны, острая боль заставляет поспешно выдохнуть.
Встаю.
Осматриваюсь.
Само помещение небольшое. Агрегат и лента транспортёра занимают практически всё свободное пространство. Около одной стены выстроены в ряд бочки, родные сёстры той, что стоит под машиной. Рядом с ними - дверь. Ковыляю к ней и пытаюсь открыть. Створка слегка, на пару миллиметров сдвигается и останавливается, сопроводив свой короткий бег тихим скрежетом.
Заперто.
Рядом с кучей тел замечаю колоду с лежащим на ней топором.
Ну хоть что-то. Беру его в руки - тяжёлый мясницкий топор с характерно широким лезвием и короткой рукоятью - таким не повоюешь.
Кстати!
Опускаю руку вниз - к голенищу правого сапога. Оно присохло, прилипло к штанине, густо покрытому высохшей кровью. Странно, но мой нож всё ещё пребывает на своём месте. Не заметили? Или не обратили внимания. Или поленились. Или побрезговали. Чего гадать?
Ещё раз осматриваю стены помещения - они выглядят как собранные из кривых досок, более-менее плотно набитых между столбов-опор. Сарайчик из горбыля - на большее это не тянет. Из местного горбыля - древесина тускло серого цвета с редкими синеватыми прожилками. Доски набиты внахлёст, перекрывая друг друга, но держатся на честном слове - от моего нажатия одна из них поддалась и закачалась.
Следующие пол часа, или больше - время мне определить было не чем, я расшатывал доски в дальней от входа стене, предположив, что подобное заведение, с трупами и непонятной мясокруткой, хотя чего уж там - понятно мне было всё, признаться, осознать не хотелось. Не удивлюсь, если над входом в этот сарай прибита табличка - "Кормовой / Разделочный Цех".
Так что - головой я понимал, где я, но вот принять это знание не мог.
Отжав несколько нижних досок я выполз на улицу.
Как и предполагалось, сарайчик стоял на окраине поселения, буквально в нескольких шагах от местного леса, так что я, кое-как приладив доски на место, быстро скользнул вглубь растительности. Отбежав с десяток шагов от опушки я уселся на землю, привалившись спиной к чешуйчатому стволу местного дерева, больше смахивающего на подорожник-переросток и дал полному боли телу отдых. Болело всё. От кончиков пальцев на ногах до кончиков волос на голове.