Записки простодушного. Жизнь в Москве
Шрифт:
Ещё одна удача на «охоте» – «Энциклопедический словарь» Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона – в приличном состоянии и недорого – 82 руб. за 82 тома (моя зарплата тогда – 135 руб. в месяц). Сейчас словарь стоит, наверно, подороже. Помню исторический анекдот, связанный с этим словарём. Один из издателей (Брокгауз) отличался крайней скупостью и на жалобы авторов о задержке гонорара отвечал всегда: «Ах, я – собака беспамятная!» Авторы отплатили скареду, поместив в 5-м томе статью: Безпамятная собака – собака жадная до азартности.
Я, мои друзья, мои враги, мои друзья-враги
Известно, что труднее всего познать самого себя. Попытаюсь, однако…
Всю жизнь я наблюдаю – с интересом, часто с болью – за борьбой во мне двух характеров – отцовского и материнского.
Или Есенин:
Эх, ты молодость, буйная молодость,Золотая сорви-голова!Однако уже в юности восторженность, жизнелюбие сочетались у меня с какой-то затаённой внутренней грустью. Мне не раз говорили, что глаза мои не смеются, когда я смеюсь. О моей студенческой фотографии друг Коля Нельзин сказал коротко: «Монашек». В самом деле: в XIX в. я мог бы стать монахом, в начале ХХ-го – пламенным революционером, а во второй половине ХХ-го стал диссидентом. Тут, видимо, проявились мои бунтарские старообрядческие корни и старообрядческая упёртость.
А внешне – смирный и тихий. В детстве взрослые не могли мной нахвалиться: «Не парень – золото! Как тихое море», а ребята дразнили «маменькиным сынком». Да вот и многих московских коллег эта черта моего характера настораживала: «В тихом омуте черти водятся», «Смирение – паче гордости».
Но – хватит самокопания, пора поговорить о других.
Сначала – о «боткинском наследии», о старых, школьных друзьях – Володе Калинине, Вите Богатырёве, Коле Нельзине, чья дружба грела меня всю жизнь.
В школьные годы мы с Колей Нельзиным мечтали о морях, о плавании в дальние страны. В Коле осуществилась мальчишеская наша мечта: он после многих мытарств стал моряком. Ну, а я – филолог, бумажный червь. Какой-то морской волк сказал по этому поводу: «Ничего не хочу сказать обидного о людях сухопутных. Просто каждому своё: орёл ширяет в небесах, червь копается в дерьме». Как я писал в шутливых дружеских стихах, Коля «во всех морях и океанах всю воду нам перемутил». Он был приписан к Таллинскому порту и жил с семьёй в Таллине. Приезжая туда, я всегда заходил к ним. Помню, как мы сидим вечером с его женой Итой (Маргаритой), знакомой мне ещё со школьных лет, и сыном Сергеем и получаем его телеграмму с борта судна: «Друзья примите морского бродягу в свою компанию Колька». Многие годы Коля плавал (ходил) на торговом судне в должности штурмана, старшего помощника капитана и, наконец, капитана дальнего плавания. В капитаны был произведён с большим опозданием, только во время перестройки, поскольку неизменно под разными предлогами отказывался вступить в коммунистическую партию, а ведь до перестройки капитаном дальнего плавания мог быть только член партии. Мы постоянно переписывались с Колей. Он часто приезжал в Москву и мы, «три мушкетёра» (Калинин, Богатырёв и я), рады были встрече с ним.
Когда он уже «вышел на берег» и лечился в Пятигорске на водах, с ним произошёл жуткий случай. Он лежит в целебной ванне в горах, рядом никого нет, только похаживает какой-то незнакомый парень. Ну, ходит и ходит, Коля нежится себе в ванне. И вдруг страшный удар камнем по голове. Коля потерял сознание и истёк бы кровью, если бы не люди, пришедшие принимать ванны. Колю отвезли в больницу. Его вещи пропали. И вдруг,
Володя Калинин и Витя Богатырёв – не моряки и не гуманитарии, как я, – «технари», занимали какие-то важные посты в авиастроении и оборонной промышленности, но мы по-прежнему были дружны и почти каждый праздник встречали семьями вместе. Сколько дружеских разговоров, воспоминаний о родном Воткинске, тостов, анекдотов, песен!
Помню, друзья-«технари» пели песню – отклик на ленинский призыв к электрификации всей страны:
Нам электричество сделать всё сумеет,Нам электричество тьму и мрак рассеет,Нам электричество наделает делов:Надавишь кнопку – «чик-чирик!» – поехало, пошло.Надавишь кнопку «чик!» – и пей себе на счастье,Надавишь кнопку «чик!» – тебя ведут в участок,Надавишь кнопку «чик!» – и ты ползёшь домой,Жена тебя встречает электрокочергой!Большим потрясением для меня была смерть Володи Калинина. По окончании казанского авиационного института (куда вместе с ним поступил было и я, но бросил, соблазнённый филологией), он работал начальником цеха, а потом главным инженером Новосибирского авиационного завода. Часто приезжал в командировки в Москву. После смерти первой жены (рак) переехал на работу в Москву. Женился на директоре одной из московских школ. Мы часто общались семьями. Это был надёжный, твёрдый и исключительно добрый человек. Вот забавная сценка. Сидим на его даче у камина. Втроём. На двух креслах нежимся я и здоровенный «дворянин» с мохнатым хвостом (не помню его имя-отчество), а хозяин, Володя, – у наших ног, на полу между креслами. Он пригрел этого бродягу и они очень сдружились. Помню, пёс сопровождал нас, когда мы ходили ловить рыбу на их озеро. Переезжая осенью в Москву, Володя решил взять пса с собой, но тот вырывался, никак не хотел лезть в машину. Видимо, предпочитал вольную бродяжью жизнь. Но как же он радовался, когда следующей весной Володя вернулся на дачу и опять взял его к себе.
И вот Володя умер… А ведь крепкий был человек, спортивный. Ещё учеником 10-го класса играл за хоккейную команду Воткинска, занимался боксом, отлично играл в бильярд. Шахматист, в Казани играл за институтскую шахматную команду. А как пел! У него был хороший слух и сильный голос. На наших посиделках его жена Люся, жалея уши наших соседей, цыкала на него, просила петь потише. Мы шутили, пели частушку:
Ты не пой, ты не пой,У тя голос не такой!Есть такие голоса —Встанут дыбом волоса.А потом просили его петь ещё, и погромче. Какая злая ирония судьбы! Человек, у которого был не голос – голосище, заболел раком горла и потерял голос, в конце даже говорил с трудом. Чуял приближение смерти. Позвонил мне, прохрипел: «Приезжай, и поскорее». Долго сидели с ним, вспоминали… О болезнях и смерти не говорили. Через несколько дней он умер, умер верный, надёжный друг, поддерживавший меня в самые тяжёлые минуты моей жизни. «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает». Мир праху твоему, дорогой Володя! Спасибо за всё.