Записки рецидивиста
Шрифт:
— Да жена взяла и выгнала, сказала: «Алкоголик мне в хате не нужен». И вот я здесь.
— Постой, Жора, постой. Она что у тебя, дура ненормальная? Кормил ее, поил, одевал и на, теперь не нужен. Да, несправедливо, несправедливо жена к тебе отнеслась, — сказал в сердцах Володя и ударил кулаком по столу. — Разве можно на старости лет кидать человека на произвол судьбы? А в милицию ты не жаловался на нее?
— На жену, что ли? Как же, обращался. Это она обращалась. Милиция и пообещала в ЛТП меня отправить.
— Да, дела, — с сожалением говорил Володя, а сам не забывал из бидончика наливать в стакан.
Пока Жора рассказывал про свою жизнь-невезуху, мы с Володей бидончик вина приговорили. Тут дверь в комнату открылась, ввалил пьяный парень лет двадцати пяти. Я поднялся из-за стола, пошел и лег на кровать. А парень подошел к столу, долго пьяно смотрел на Володю, потом сказал:
— Здорово, земляк!
— Привет, ежели не шутишь, — ответил Володя.
— Валек меня зовут, — представился парень.
— А меня Володя, Ульянов который, но ты можешь называть меня Владимир Ильич. Это — Жора, Георгий Рогоносец, а то — Демьян Бедный, — шутил Володя, а я с интересом наблюдал за спектаклем.
— Жорку я знаю. Выпить у вас есть чего?
— Было, да кончилось. Опоздал немного, тут Сталин до тебя заходил, допил, что оставалось, — катил Володя дурочку.
— Ну ты че! — наехал парень на Володю. — Найти, что ли, не можешь? Да тут в каждом дворе вина навалом. Иди возьми.
Такой наглый тон пришельца мне не понравился и насторожил. Я подобрался на кровати, как волк, готовый к прыжку. А Володя спокойно продолжал объяснять парню:
— С бабками, Валек, у нас туговато. Это у тебя тут папа и мама. Вот ты и ходишь стаканы сшибаешь. Сейчас ты напьешься, утром встанешь, тебе мама молока даст с белой булочкой. А нам хер кто чего даст. Разве по мозгам в ментовке дадут. Кончатся у нас деньги, и пойдем мы воровать и грабить. А ты, вижу, любишь жизнь блатную только за чужой счет, а воровать — кишка тонка.
Шатаясь, Валек вскочил со стула, закричал:
— Да ты знаешь, кто я? Я — сын директора этого совхоза.
— А мне по фую, кто ты. Хоть сын Леонида Ильича. Думаю, и для него была бы великая радость иметь такого сыночка. А по мне, ты просто забулдыга. Пользуешься тем, что папа — коммунист, директор; мама — врач, тоже коммунистка, а сынок ходит бакланит (хулиганит) по совхозу и пьет на дурняк. Но тут, парень, тебе ничего не обломится. У нас, Валек, ты можешь поймать только за балду, — сделал Володя резюме своему выступлению.
После этого Володиного душевного всплеска я лишний раз убедился в его красноречии. Ему бы с трибуны выступать. Красиво говорит. Прямо-таки Цицерон двадцатого века.
В это время Валек кинулся на Володю. А я, как кирпич из катапульты, вылетел из кровати, схватил Валька за шиворот, развернул мордой к себе и сказал:
— Ты что, козел, сюда пришел? В гости или бакланить? Тебя-то папаша твой спасет, а нам что? Опять «дыба» и «постой, паровоз, не стучите, колеса, кондуктор, нажми на тормоза»? Ты дергай отсюда по-хорошему, а не то я тебя на запчасти разберу. Понял? Или же веди себя по-людски.
После этого я отпустил Валька, пошел и лег на койку. Тот стоял, что-то шевелил мозгами, потом сказал Володе:
— Ладно, давай померяемся силой на руках, кто кого положит. Если ты, то пойдем ко мне, я налью этот бидончик. А если моя возьмет, ты идешь за вином.
Володя засмеялся, сказал:
— Давно бы так, а то пришел тут нас пугать. Запомни, Валек: нас пугать не надо, мы сами кого хочешь напугаем. Мы — мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. А насчет рук я согласен. Только смотри, парень, не окажись фуфлометом. Ты хоть и сынок директора, но попасть в такое положение я тебе не советую.
— За кого ты меня принимаешь? Я слов на ветер не кидаю, — ответил Валек.
— Ну, тогда погнали.
Они сели за стол друг напротив друга и стали жать руки. Потом базар у них пошел: неправильно локти стоят. Я выступил в роли арбитра, подошел к столу, руками зафиксировал им положение локтей, сказал:
— Давите!
Было видно, что Володя положит руку баклана. Так и получилось. Примерно через минуту рука Валька лежала на столе.
— Ну, вот и все, — сказал Володя. — Вот тебе, Валек, бидончик, тащи «дурман».
Немного подумав, Валек сказал:
— Пойдем, Володя, со мной вместе. Я, возможно, тормознусь дома, уже готовый.
— Пошли, мне разницы нет, что эбать подтаскивать, что обаных оттаскивать, — сказал Володя, взял бидончик, и вдвоем с Вальком они свалили.
Только часа через два Володя вернулся, принес вино и полные карманы грецких орехов. Сел за стол и рассказал, как живет сынок руководителя совхоза:
— Живет Валек в отдельной от отца хате. Там кухня есть и отдельная комната. Машина у Валька есть, на ней он блядей возит. В холодильнике чего только нет, молока птичьего только нет. А вина вообще море. Спустились мы с ним в подвал, а там две бочки по восемьсот литров, из кранов вино в тазики капает, те полные уже. Я взял большую кружку, зачерпнул из тазика и выпил, а Валек базарит: «Еще пей. Сколько хочешь пей». А я понял: если еще выпью, то из подвала уже фуй вылезу. И будете вы меня до утра ждать. Набрал я бидончик, хотел свалить, так еле от Валька отвязался с его разговорами.
Втроем мы прикончили бидончик и попадали на койки.
Утром еле поднялись и с больными чанами поехали в Берислав в поликлинику на комиссию.
Комиссию я проходил как в тумане, как телок, ходил за Володей из кабинета в кабинет. Все, что мы успели пройти за первый день, так это флюорографию и анализы сдать. Только на последнем автобусе домой уехали. Когда выходили в совхозе из автобуса, снег с дождем повалил. А перед утром морозец ударил, асфальт сделался как стекло.