Записки счастливого человека
Шрифт:
19 февраля
20 февраля
Империя: клеточные.
Надцарство: эукариоты.
Царство: животные.
Без ранга: вторичноротые.
Тип: хордовые.
Подтип: позвоночные.
Инфратип: челюстноротые.
Класс: млекопитающие.
Подкласс: звери.
Инфракласс: плацентарные.
Отряд: приматы.
Подотряд: сухоносые обезьяны.
Парвотряд: узконосые обезьяны.
Надсемейство: человекообразные обезьяны.
Семейство: гоминиды.
Род: люди.
Фамилия: павловы.
Имя: веры.
Женщина. Мужчина.Станет, дорогой,синяя щетинасиней бородой.Сбрей. Страшны признанья.Фомка для замка —спица для вязаньясинего чулка.21 февраля
проверяя карманы
его брюк
нашла
неопровержимые доказательства
его неверности
и выставила
на панели
режим
СИНТЕТИКА
ИНТЕНСИВНАЯ СТИРКА
Брак – анекдот с бородой.синей? —Голубоватой, седой:инейзаморозков на цветахв мае.– Я никогда ещё – так.– Знаю.22 февраля
23 февраля
Прощайте, было мило – спасибо, thank you,
merci, – летать вокруг светила, вращаться
вокруг оси. Нерейсовый автобус, в проходе —
сосновый гроб. Целую школьный глобус
в прохладный высокий лоб.
Лучшие стихи пишешь,
когда не можешь обнять.
Наилучшие —
когда не сможешь
уже никогда.
Пристань. Лодочник. Обол.Раковины рококо.Кто остался, кто ушёлнавсегда, недалеко?Кто, хлебнув «Вдовы Клико»,кличет мужа, горько пьян?В раковине на ушковсхлипывает океан.24 февраля
Бабушка с дедушкой
жили в Отрадном,
я – во Внуково.
После того, как дедушку
похоронили в Домодедово,
бабушка переехала в Останкино.
На табло отлёта
в Иркутском аэропорту: «Мама».
Заброшенный полустанок «Космос»,
недалеко от Домодедово,
на котором не останавливается
ни один поезд.
Причитать не нужно,мёртвых поминая.Ласкова, послушнамузыка ручная.Простота хоралапо душе иконе.… я её игралаворочающемуся в коме.25 февраля
«Изобразить зло композитору легко. И очень трудно написать о светлом, но по-новому. Описать то, что ты любишь. Когда я думаю о своей музыке, прикрывая глаза, то чувствую, что она не только звучит, но ещё и светится. Это не значит, что нет трагических тем. Их полно. Но через весь этот трагизм возникает некое надмирное нездешнее свечение. И за это я очень ценю свою сегодняшнюю музыку». Иван Вишневский, 1960–2018. Ванечка, однокурсник, баловень женщин и судьбы, моя вторая первая любовь, сказавший мне однажды «Я боюсь тебя полюбить, тебя нужно любить всю жизнь», угасший за несколько дней в сельской больнице, пока врачи тщились поставить диагноз.
Выплёвывая гвозди,голодная земляобгладывает костилюбимых, ненагля —Как львица, как тигрица,рыча, мыча, урча,рискуя подавитьсяколечком обруча.26 февраля
Навестила Стива, постояла поодаль – снег по пояс, к могиле не подойти. Молилась. Читала стихи. Хотелось лечь на синий подсолнечный снег и сделать ангела.
Хладнокровие икон,певчих серенада:Выйди, Отче, на балкон,выведи из ада,посочувствуй, яроок,нашему неверью.Аллилуйя. Огонёкза балконной дверью.Тут пока полежи.Приют для родного гроба —верхние этажиподземного небоскрёба.Радость моя, простизамешкавшуюся. Мне бывместе с тобой скрестисосновую крышку неба.Тут, земли на краю,небо становится ближе.Видишь меня? Стоюна залитой солнцем крыше.27 февраля
Сплю рядом с живым.
Вижу во сне мёртвого.
Люблю обоих.
Открыла почту – и окаменела:
все письма на экране были от Стива.
Не сразу поняла,
что почта своевольно (или нет?)
открылась на последней странице.
Что Стив хочет со мной поговорить.
Стала читать. Не могла оторваться.
Отвечала каждому: я тебя тоже люблю.
Поняла: моя любовь к Стиву
умножает мою любовь к Коле.
Впадает в неё. Или все любови —
притоки одной реки,
реки, впадающие в одно море?
Страстный дуэт затих,высох любви мёд.Можно любить двоих,если один мёртв,первым покинул дом,спрятался в шар земной,если второй о нёмплачет вместе со мной.28 февраля
принимать людей
не только такими,
какие они есть,
но и такими,
какими они
никогда
не будут
Тающий снегпахнет морем.Книга – ковчег.Обустроимпарусный дом.Каждой твариместо найдёмв рифмопаре.