Записки следопыта
Шрифт:
— С шести лет сиротствовал, стадо пас, — отвечаю ему. — Разве пастух без собаки обойдется? Отбившихся овец с собакой искал. Тогда и следы изучать начал.
Он посмотрел на меня пристально и вдруг говорит:
— А ну, покажи руки!
Глянул на мои широкие, задубелые от работы ладони, потом снова на меня, бойца худосочного, посмотрел. И, видно, взгляд мой показался ему тяжелым.
— В глазах у тебя что, льдинки, что ли? — усмехнулся Ковригин. — Ничего себе взгляд! Гипнотизировать, значит, нарушителей будешь? Это годится. Так говоришь, собаку себе представляешь?
— Дружок
— Дружок, значит? — улыбнулся Ковригин. — Имя для дворняжки. Для боевой пограничной собаки нужно кличку построже, покороче — и чтобы окончание звучное было, четко произносилось. Ты, брат, я смотрю, почти готовый пограничник. Может, и по следу с собакой ходил?
— Ходил и по следу, — ответил я.
Ковригин расхохотался. Разгладились суровые морщины на лбу, и глаза его потеплели.
Потом он следил за моими успехами и помогал мне, но так, что я не всегда об этом знал. Позже все это выяснилось. Я уже с границы письма ему писал, благодарил за науку и за поддержку: его поддержка мне тогда понадобилась…
Щенки мои подрастали, крепенькими становились. Они были очень похожи. Я-то их различал, а остальные только по кличкам ориентировались. Одного щенка я назвал Ингусом, другого — Иргусом. Ингус стал вскоре моей собакой, а Иргуса я передал своему товарищу, Косолапову, — у него поначалу собаки тоже не было.
В воспитании Ингуса помогал мне командир взвода Коростылев. Он замечал и старание мое, и любовь к животным, но когда видел моего щенка — уши висят, живот чуть ли не по земле волочится, — улыбался невольно.
— Первое дело, — объяснял он, — приучить собаку спокойно носить ошейник и поводок.
Но Ингус именно этого и не хотел делать. Он визжал, вертелся, валился на землю и все время старался сбросить с себя ошейник. Я терпеливо сносил все его проказы и постепенно добился своего.
Мы, курсанты, выходили на занятия в поле, километров за пятнадцать от нашей школы. Шли пешком, барьеры и все дрессировочные предметы несли на себе или же везли на подводе. Я тогда еще не знал, что собак, а тем более щенков, нельзя кормить перед занятиями. Ингус наедался и быстро, еще в дороге, уставал. Приходим на место, надо работать, а он отказывается. С грехом пополам отзанимается, а обратно я его на руках несу. Все смеются: «Смотрите, смотрите, сыщик сыщика на руках несет». Я насмешки сносил терпеливо. Верил, что будет и на нашей улице праздник.
МЫ СТАЛИ СЛЕДОПЫТАМИ
1
Многое должна уметь служебная собака. И не так-то просто научить ее простейшим приемам — двигаться рядом с хозяином, подходить к нему по команде, садиться, приносить предметы, преодолевать различные препятствия. Ингус мой отличался понятливостью, и не было бы у нас с ним проблем но… В самый разгар занятия он вдруг ложился на спину и предлагал, нет, упрашивал начать с ним игру. Что ты будешь делать! И смех и грех. Тем не менее одолели мы общий курс дрессировки, сторожевую службу и добрались до следовой работы.
В один прекрасный день Ингус увидел на плацу человека, одетого в уже знакомый ему толстенный халат, и был удивлен, не услышав привычной команды «Фас!». Он поглядывал на меня с недоумением. Он даже стал повизгивать, когда человек в дрессировочном халате начал удаляться, а я все медлил. Только после того, как помощник скрылся в кустах, я дал Ингусу понюхать шапку «нарушителя» и приказал:
— Ищи, Ингус! След!
Увы, мой Ингус не проявил ни малейшего рвения. Он обнюхал землю, покрутился-повертелся и смущенно лег возле моих ног.
— Фас! — скомандовал я. — Ищи! Ну вперед же!
Он нехотя поднялся, описал круг и вдруг насторожился: уловил знакомый запах! Предвкушая удовольствие потрепать ненавистный халат, Ингус взвизгнул, поднял хвост и азартно побежал по следу. Увы, это продолжалось недолго. Попав в заросли кустов, Ингус постоянно отвлекался то на шорох листьев, то на пение птиц. Все же мне удавалось вновь и вновь направлять его по следу. К тому моменту, когда добрались до «логова нарушителя», мой помощник, дожидаясь нас, успел заснуть! Тут мы на него и вышли. Увидев стеганый халат, Ингус испугался и попятился было назад.
— Ну как не стыдно? — укорял я его. — Фас!
Он наконец расхрабрился, с яростью кинулся на «нарушителя», вцепился зубами в ватный рукав и принялся азартно трепать его. Как ни пытался мой помощник вырваться, это ему не удалось, а я, в свою очередь, позволил Ингусу натешиться вволю.
Однажды, во время очередной проработки следа, Ингуса увидел начальник школы и не удержался от похвалы:
— Какой агрессивный пес! Неужели это Ингус? Как изменился! Правильно вы его воспитываете. А теперь, Карацупа, добейтесь, чтобы он научился различать индивидуальные запахи.
Для работы с Ингусом мне стали выделять сразу нескольких помощников, и он очень быстро научился отличать в ходе преследования запах «нарушителя» от всех прочих.
Через некоторое время начальник школы вызвал меня к себе: помощники стали жаловаться, что я их загонял, а Ингус привел в негодность все дрессировочные халаты. Разумеется, ругать нас за это не ругали, но в результате нам с Ингусом назначили серьезное испытание.
После того, как я и еще десять бойцов, ступая след в след, прошли примерно четверть километра, мы разделились на две группы и разошлись в разные стороны. Ковригин пустил Ингуса по следу. Тот бросился вдогонку, потоптался немножко на развилке, но быстро отыскал мой след и вскоре, догнав нас, прыгнул мне на грудь.
— Ну что ж, вполне! — сдержанно одобрил Ковригин.
Все же он устроил Ингусу еще одно испытание. На этот раз не я, а мой помощник попытался «затеряться» в большой группе убегающих, но тщетно — Ингус без труда «распутал» след, настиг «нарушителя» и свалил его с ног.
— Теперь можно вас с Ингусом и на заставу! — хлопнул меня по плечу мой учитель.
Застава нас встретила неласково. Не всех пятерых стажеров, которые туда прибыли, а именно меня с Ингусом. Очевидно, потому, что вид мы имели весьма невнушительный: Ингус, в сравнении с другими собаками, казался почти щенком, а я в длиннополой, не по росту, кавалерийской шинели выглядел далеко не бравым воином.