Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
Теперь не на шутку перепугавшись, я, путаясь в длинной стеганой юбке, начала сползать ступенька за ступенькой вниз, где в снегу поблескивало золотое колечко. Оно сейчас мне казалось не кольцом, а оковами виновными во всем, что творится.
Его удар не только оглоушил меня, но и выбил способность здраво рассуждать. Словно издалека я слышала осуждающие голоса мужчин, они просили прекратить, ведь девушка, то есть я, не знает их порядков.
— Кларенс, может не стоит? — судя по голосу это говорил черноволосый. — Вам же потом вместе всю…
— Эдгар, не учи меня, как со строптивой женой себя вести! Пусть привыкает к повиновению сразу же!
—
— Вот именно, она не знает как себя вести и перечит мне, — возразил Кларенс.
— Тогда ты зря все затеял… — вступил в разговор еще кто-то, однако Кларенс перебил его.
— Довольно! Я все решил и уже выполнил задуманное, это во-первых. А во-вторых, мне предстоит сегодня еще один серьезный разговор. С дядей! — он неожиданно глумливо рассмеялся. — И куда как серьезней будет, чем первая размолвка с супругой. Кстати…
Тут он оглянулся на меня, я как раз только сползла на последнюю ступеньку и вытащила кольцо из снега. От обиды и унижения на глаза навернулись слезы, но я старалась сдерживать их, чтобы не показать мерзавцу насколько мне плохо. Однако тому до этого не было никакого дела. Он шустро сбежал по ступенькам вниз и, наклонившись, забрал кольцо, чтобы уже в следующий миг, схватить меня за руку и рывком поставить на ноги. А потом, сжав руку излишне крепко, он с силой надел обручальное кольцо обратно на палец. Острая кромка содрала кожу, по ладошке капельками потекла кровь. Но мужчине было это безразлично. Он для пущей убедительности, а так же чтобы сделать мне еще больнее, стиснул руку так крепко, что кольцо врезалось в соседние пальцы.
К ступеням подкатила карета, запряженная парой лошадей. Лакей в расшитой ливрее, что стоял на запятках, спрыгнул и, склонившись в почтении, открыл дверцу.
Кларенс подтолкнул меня к распахнутой дверце.
— Залезай, — угрожающе прошипел он на ухо.
Не смея ослушаться, я неловко стала забираться внутрь. На мгновение показалось, что я лезу в пасть к неведомому зверю, и если я сяду на мягкое, обитое бархатом сиденье, то обратной дороги уже не будет.
Я немного замешкалась, и мощный тычок в спину, тут же зашвырнул меня внутрь. Пока я пыталась усесться, так чтобы не рассыпать по полу содержимое моей раскрытой сумки (не знаю, как она здесь оказалась, наверное Кларенс бросил ее сюда), он холодно попрощался с друзьями. Те скупо пожелали ему счастья, еще раз попросили быть помягче, раз уж он решился на такой шаг, на что мой мучитель порекомендовал им не лезть не в свое дело, и более не проронив ни звука уселся рядом со мной. Лакей осторожно закрыл дверцу, почти сразу послышался свист, звонкий щелчок кнута и раздался хрипловатый голос возницы.
— Пошли!
Карета тронулась с места.
Меж нами воцарилась секундная тишина, но тут Кларенс с неудовольствием заметил на своей руке кровь. Увидев, что и моя ладонь испачкана, он достал платок из рукава и начал брезгливо вытирать пальцы.
— В следующий раз, жена моя, я попрошу тебя быть более аккуратной и менее испачканной, — его голос был полон холодного презрения.
Я промолчала, уперев взгляд в носки собственных сапожек.
— Не слышу ответа! — тут же рыкнул он. Похоже, менять настроение в долю секунды от брезгливой черствости, до безумной ярости, было для него привычным делом. — Я не слышу полного и четкого ответа!
— Я поняла, и в следующий раз буду более аккуратна, — кое-как выдавила я из себя, больше из опасения новых побоев, нежели чем из желания подчиняться.
Однако в молчании Кларенса по-прежнему чувствовался немой вопрос.
— В следующий раз, я буду более аккуратна, и не доставлю вам неприятностей… — с показной покорностью повторила я, и осторожно взглянула на сидящего рядом.
Кларенс недовольно вздернув бровь, пристально смотрел на меня. И тогда я поняла, что он от меня хочет.
Кое-как справившись с бунтующими чувствами, поскольку разум отказывался принять происходящее, я с трудом выдавила:
— М-муж мой…
Кларенс тут же удовлетворенно кивнул и, отвернувшись, уставился в темноту за окном, полностью игнорируя мое присутствие.
Я невидящим взглядом стала смотреть в свою сторону. В голове царила сумятица. Казалось, я спала, мне снился кошмар, а я все никак не могла проснуться. Творившееся здесь и сейчас походило на бред сумасшедшего! Меня трясло от произошедшего, и было неприятно находится рядом с человеком, который теперь стал…
Все случившееся было одной сплошной нелепостью. Я жительница двадцать первого века — века технологий и войн, века борьбы за место под солнцем меж офисным планктоном… И тут кони, средневековые одежды, раболепие и бесправие… Я кинула еще один осторожный взгляд в сторону сидящего рядом мужчины. Тот с видом властителя мира по-прежнему смотрел в окно. У меня болели разбитые в кровь губы и едва не сломанные железной хваткой пальцы, а тепло исходящее от него в холоде кареты, доказывало, что все происходящее не сон.
В мою голову исподволь, тихо-тихо, я почти и не заметила как, с предательской осторожностью прокралась мысль, угнездилась там, проросла и теперь предстала предо мной во всей своей красе: все происходящее правда, и тот кто сидит со мной рядом ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЙ МУЖ! И он законченная сволочь!
Карета ехала по заснеженным улицам города, а я с осторожным любопытством рассматривала проплывающую мимо панораму. Все кругом было точь-в-точь, как в кинофильмах на историческом канале. Невысокие каменные домики с небольшими оконцами, узкие улочки, засыпанные снегом мостовые, и прохожие… Прохожие, словно сошедшие со старинных гравюр и картин… Вернее это для меня они выглядели одетыми под старину, а для них они выглядели совершенно нормально. Мужчины в камзолах и сюртуках, поверх которых наброшены плащи, ноги обтянуты узкими штанами. На головах лихо заломленные береты, шляпы. Женщины все в длинных платьях, вернее из-под недлинных по бедро зимних пальто, ладно сидящих по фигуре или плащей, виднелись длинные юбки, подолами подметающие мостовые. Все в чепцах или шляпах. Те, кто побогаче одеты руки прячут в муфты… Не город, а нечто среднее между иллюстрациями к книгам 'Анжелика' и 'Гордость и предубеждение'.
Теперь становилось ясно, почему в парке друзья приняли меня за одну из их современниц. Зимой я носила расшитую бисером и шнуром дубленку с норковыми манжетами и воротником, поверх которой замысловато завязывала тонкую пуховую шаль. Ноги скрывала длинная стеганая юбка, из блестящей ткани, чуть присборенная по подолу так, что она напоминала старинную (такую на каждом рынке у китайцев купить можно), аккуратная шапочка точно так же расшитая бисером и отороченная норочкой довершали весь образ. А, учитывая, что сделаны были все эти недорогие вещи с гораздо лучшим качеством, чем позволял здесь местный уровень производства, то впечатление я произвела соответствующее.