Записки старого петербуржца
Шрифт:
В письме таких вопросов было три. Все они касались имен — географических и человеческих. Потому-то меня и вздумали привлечь к разговору.
Вопросов было три, но я расскажу вам только о первом, ибо это был вопрос топонимический. Вот в чем он заключался.
Есть в нашем городе — несколько западнее Дачного — район новостроек. Там, как и во множестве других мест городской территории, возникают один за другим десятки огромных жилых домов, прокладываются новые улицы, ежедневно множество грузотакси, простых грузовиков, пикапов привозят туда имущество новоселов. Новосела, как известно, можно отличить от простого гражданина издалека: на лице у него отпечатана сложная смесь бурно переливающихся чувств: робкая радость и неистовый
Словом, район как десятки других. Чаще всего, говоря о нем, его называют Ульяновка.
Гражданин И., письмо которого попало мне в руки, оказался озабоченным вот чем. Он отметил, что в последнее время этот самый район, Ульяновку, многие начинают именовать кратко и запанибрата Ульянкой. В этом искажении приданного однажды месту имени ему померещилось нечто недопустимое. Он увидел в этом признаки небрежности, неуважения к традиции, малограмотности, отсутствия почтительного отношения к топонимике нашего города.
Поразмыслив над такой непочтительной переделкой, он начал искать, кто же ответствен за нее, и усмотрел главных виновников среди работников организаций, ведающих градостроительным проектированием. По-видимому, ему приходилось по роду занятий сталкиваться с перепиской именно этих учреждений, и там-то на него все чаще и чаще, вместо привычного для него «Улъяновка», начала обрушиваться легкомысленная «Ульянка».
Надо отдать честь гражданину И. Прежде чем бить в колокол, он постарался заглянуть в святцы. Од достал «план Ленинграда пятнадцатилетней давности». На этом плане в подлежащем обсуждению месте значилось ясно: Ульяновка. Только тогда, движимый лучшими побуждениями, он и написал свое письмо-протест в газету.
Откровенно говоря, ознакомившись с жалобой, я не слишком разволновался и, когда стал писать гражданину И. ответ, не удержавшись от легкой иронии, высказал в нем вот какие соображения.
Любое название места, созданное народом, обычно не остается неизменным. В постоянном употреблении, передавая его из уст в уста, как монету из рук в руки, люди чаще всего упрощают его, делают более удобным для произношения. А если то географическое понятие, к которому оно приложено, близко, мило его жителям, вызывает у них те или иные чувства, они нередко перерабатывают его имя из официального на ласковое, уменьшительное (а иногда на пренебрежительное), как бы показывая сами себе, что для них и это имя, и место, стоящее за ним, являются чем-то «совсем своим», совершенно знакомым, привычным.
Как Ивана Ивановича близкие родственники и друзья считают вправе называть «Ваней», «Ванечкой» или «Ванькой», так старые петербуржцы считали вполне естественным Северную Пальмиру, Санкт-Петербург, Петрополь звать в быту «Питером». Так матросы Балтийского флота превратили пышное меньшиковское имя Ораниенбаум в короткое запанибратское «Рамбов». Так москвичи уже столетия назад сделали из Покровской улицы — Покровку, из Ильинской — Ильинку, из улицы у церкви Иоакима и Анны — Якиманку. И никто на это не разгневался, не обиделся. И слово «Питер» вошло в литературный язык, и имя «Якиманка» стало надолго общепризнанным, единственным названием когда-то тихой улицы в Замоскворечье. Так, разумеется, и четырехсложное имя «Уль-я-нов-ка» могло упроститься до трехсложного «Уль-ян-ка» во всех случаях, кроме одного — если оно было бы дано месту в честь и память Владимира Ильича Ульянова-Ленина.
Однако на то не похоже. И я посоветовал в личном письме к рассерженному читателю точно выяснить, давно ли существует название «Ульяновка», дознаться, по какому поводу оно возникло, и если только оно не родилось как имя-мемориал, посвященное памяти великого человека, счесть вполне естественным
Читатель И. не согласился со мной. Он ответил мне довольно сердито, удивляясь, как это я, топонимист, проявляю такой несносный «либерализм», не протестую против засорения системы старинных названий, против их невежественного искажения. «Имена надо сохранять в неизменности, к ним надо относиться, как к памятникам старины…» Словом, он побивал меня моим же оружием. Мне приходилось плохо. Но тут-то и случилось истинное чудо.
Из редакции «Ленинградской правды» я получил толстый пакет. В нем содержалось десятка полтора писем. Уйма народу, жителей Ленинграда, обитающих в разных его частях, восприняли спор об имени одного из городских районов как свое личное, кровное дело. Они горячо стремились установить истину и, надо сказать, сумели добиться этого, удивив неожиданностью и меня, и моего противника.
Первое письмо было от очень пожилого человека. Он вспоминал, что в детстве жил в «спорном» районе, который тогда был еще пригородной деревней. Он во всех подробностях описывал это место: в центре поселка старая церковь во имя «святого Петра-Митрополита». По одну сторону большака, тогдашнего шоссе, — усадьба графов Шереметевых, по другую — пожарная часть, принадлежавшая этой же богатой усадьбе, а за ней — дома местного богача Богомолова или Боголюбова. И все это в те далекие времена называлось Ульянкой, а вовсе не Ульяновкой.
Старый человек, затронутый тем, что о месте, где протекало его детство и отрочество, кто-то судил неточно, нашел время и возможность вмешаться в спор. Беда была только в одном: он основывался на собственных воспоминаниях, а они всегда — дело сомнительное; тем более если приходится на их основании решать вопрос о двух очень схожих названиях. Память может и подвести.
Я распечатал следующий конверт.
Почтенная женщина писала с тем же желанием установить дорогую ей истину:
«Я родилась в 1905 году в Петрограде, еще в то время он назывался так, за Нарвской заставой, Богомоловская улица (помните: „дома богача Богомолова или Боголюбова“?), сейчас — улица Возрождения у Кировского завода, и по-тогдашнему обычаю крестили в церкви вот в той, что на Ульянке называлась церковь св. Петра-Митрополита. Мои родители брали метрики в той церкви, где и крестили; видно, загсов, как сейчас, не было. Стоит на метриках круглая печать с изображением той церкви, славянскими буквами написано, конечно печатными, Ульянка и еще от руки прописью написано тоже Ульянка. Это и есть правильно, до войны все называли этим названием. С уважением к Вам Кузнецова Полина Ивановна».
Очень трогательно, ведь правда? Чуть-чуть неясны некоторые подробности. Но совпадения между двумя письмами столь значительны, что, собственно, вроде как и сомневаться не в чем.
Но — следующий конверт. Эта корреспондентка на десять лет старше: год рождения — 1895-й. Что знает об Ульяновке-Ульянке она?
«Я родилась в 1895 году в Автове и меня крестили в Ульянке, т. к. ближе церквей не было. В настоящее время я имею выпись из метрической книги, полученную в 1907 году, где сказано: „Выдана причтом церкви св. Петра-Митрополита, что на Ульянке, С.-Петербургского уезда“. Павловская Анна Азарьевна».
Еще письмо:
"В. «Лен. правде» от 2/III указано, что в плане 15-летней давности район Ульянки назван Ульяновкой.
Разрешите сообщить, что в плане более чем 50-летней давности этот микрорайон (поселок) назван Ульянка.
Это издание носит название: «Карта окрестностей Петрограда. Составлена Ю. Ю. Гашо. Цена 90 копеек. Издание типографии Кюгельгенъ, Гличъ и К€, Екатерингофский проспект, 87, собств. домъ». Год не указан, но по всем признакам это — 1914-1917 годы.
Если после этого не было постановления Ленсовета о переименовании, то название Ульянка — правильнее".