Записки сумасшедшей: женский роман о пользе зла. Книга 1. Заколдованный круг
Шрифт:
Поработав в кухне, мама шла убирать в унэшхуэ, большом доме 3 , потом стирала-мела, копала-полола, затем снова готовила и опять мела; следя при этом за тем, чтобы не оказаться одновременно в одном помещении с мужем и свекрами.
8
Мое появление на свет ускорило ритм маминой жизни. Так что идеей мужа по поводу имени она не заморачивалась; радуясь, между тем, что благополучно разрешилась от бремени, и я здорова.
«Пусть сам разбирается со своей родней, – справедливо решила Люсена, сразу после пробуждения вспомнив ночной разговор, – «Я» не хуже местоимений и междометий, которыми
3
Большим домом черкесы называют главное строение в усадьбе.
9
Люсена вышла замуж 8 марта 1961-го года. Историю ее замужества, типичную для того времени, правильнее называть умыканием.
Традиция умыкания, широко известная в ряде других культур, имела в моем народе свои особенности, которые не возьмусь описывать, чтобы не перегружать читателя и не подвергнуться критике большей, чем могу вынести. Перестав скакать по горам и лесам Азии и Европы, некоторые наши мужчины наточили свои языки, словно кинжалы, или жала.
Не то, чтобы опасаюсь злых языков, просто не хочется лишних разговоров. Потому скажу только, что обряд умыкания изменялся в зависимости от района проживания, социального статуса и даже прихоти организаторов умыкания; изменения происходили и со временем.
10
Когда лай собаки и последовавший за тем скрип открывающейся калитки оповестил о приходе гостей, Люсена, ее родители Шухиб и Уля, находились в летней кухне: покрытой соломой, саманной двушечке с земляным полом.
Глава семейства, столетний Шухиб, – мой выдающийся дед, – сидел за русским столом 4 , на венском стуле. Он опирался на деревянную трость, инкрустированную серебром и, несмотря на значительный возраст, держался прямо. Дед был костист, широк в плечах и все еще высок; белые усы, борода клинышком, на носу круглые очки; Шухиб носил очки всегда, даже, когда не читал; на бритой голове круглая шапочка из войлока по типу сванской; поверх черной косоворотки вязаная шерстяная безрукавка с продолговатыми деревянными пуговицами; штаны галифе, толстые шерстяные носки почти до колен, галоши…
4
Традиционный стол адыгов низкий и треногий.
Только утро, но Шухиб уже устал и хотел бы прилечь. Уля почти вдвое его моложе, но так медлительна: завтрак еще на печи, как всегда… Этим утром кухня казалась Шухибу слишком тесной. Наверно из-за пара от чугунка, в котором варится паста 5 , и кипящего рядом чайника.
Люсена помогала матери накрывать на стол – Уля никогда не поспевала к нужному часу.
11
Дверь в кухню отворилась и вошли двое мужчин; один из них – дальний родственник Шухиба.
5
Крутая пшенная каша.
Гостей пригласили к столу. Женщины поставили им пиалы с подоспевшим пшенным супом, пополнили тарелки с сыром и выложили весь хлеб. Ранние гости принесли с собой чувство тревоги.
Мужчинам, наверно, уже лет по сорок. Смуглые, бородатые, с натруженными мозолистыми руками; седеющие волосы коротко острижены и едва заметны из-под папах. Кирзовые сапоги гости оставили за порогом, но телогрейки не сняли. На ногах одного из мужчин носки, ноги другого замотаны в портянки. Гости прячут ноги под стульями и держатся перед старшим скромно.
Один из пришедших, отведав немного супа, словно спохватившись, извинился, что без гостинцев: «Когда шли, сельмаг еще не работал», – расстегнул телогрейку и достал из нагрудного кармана пиджака деньги.
– На-ка, сходи в магазин, купи нам бутылку и себе конфет, – мозолистая рука с трауром под ногтями протянула Люсене несколько мятых рублей нового образца.
Мама посмотрела на деньги, затем взглянула на отца. Шухиб разрешающе кивнул.
12
Надев большие не по размеру, старые резиновые сапоги с отрезанным голенищем, Люсена вышла. Привычно обходя лужи и рытвины, прошла квадратный двор, и зашла в большой дом. Расположенный на одинаковом удалении от хлева с курятником и летней кухни, большой дом, как и двор, квадратный. Дом одноэтажный и так же, как остальные строения, саманный. Неоправданно широкая, тяжелая дверь дома никогда не запирается. Замков нет, только сломанная щеколда…
Оставив обувь у порога, словно порхая над застеленным ткаными дорожками дощатым полом, Люсена прошла в одну из комнат. Сквозь маленькие оконца свет едва проникал внутрь. Несмотря на полумрак, не включая электричество, девушка подошла к мутному зеркалу, висящему над столом. Увидев в нем типичную черкешенку, стройную смуглянку с ровным пробором в волосах, туго заплетенных в косы, на минуту задержалась возле него, затем надела демисезонное коричневое пальто, обула новенькие резиновые сапожки и вышла.
13
Мама пошла в сельмаг, а я чуть задержусь в доме и опишу его. Начну с подоконника, где в мое время стояла коробка со швейными принадлежностями… Хочу проверить себя. Когда у Апсо гостила я, там стояли две старинные, украшенные ажуром, керосиновые лампы. Освещение в доме электрическое, но свет часто отключали, потому наготове стояли эти лампы. Были ли они в маминой юности?..
Традиция и постоянство во всем – в этике и этикете, и в материальной культуре, само собой – характерная черта моего народа. Черта, традиционно вызывавшая во мне постоянный протест…
Да, вот они, на месте. И не только ажурные лампы на месте, но и сырость, и мрак.
В том доме всегда было темно и сыро. Из-за слишком маленьких окон и кустов сирени, высаженных прямо под ними. Наверно, были и другие причины: низкий фундамент, близость грунтовых вод…
Мой народ с древнейших времен боролся с сыростью, предотвращая таким образом сопутствующие ей болезни. Мы строили дома на холмах или склонах гор; возле дома не сажали высоких, затеняющих его деревьев; устраивали сквозняки, проветривая помещения при помощи двух входных дверей. Однако после культурной депривации, вызванной не только поражением в войне за независимость и депортацией, но и событиями начала ХХ века, эти знания оказались утеряны.
Так что в Туркужине сплошь и рядом мы видели дома, возведенные с нарушением строительной практики наших предков. Многие дома стояли в низине, у самого берега реки, в гуще сада, часто под сенью орешника.
В таких условиях первое и единственно возможное средство от сырости – сушка постели под летним солнцем. Одеяла и подушки семейства Апсо все летние дни грелись на солнышке; грелись не прогреваясь – тепла не хватало и на полчаса; мне не хватало… Постель, в которую мы с сестрой ложились вечером, будучи безупречно чистой, оставалась влажной и неприятно холодной; сестру при этом все устраивало, я же просто страдала.