Записки у изголовья (Полный вариант)
Шрифт:
135. В десятый день каждого месяца…
В десятый день каждого месяца — день поминовения усопшего канцлера Мититака, по приказу императрицы совершалась заупокойная служба с приношением в дар священных сутр и изображений Будды. Когда настала девятая луна, церемония эта была совершена в собственной канцелярии императрицы при большом стечении высшей знати и придворных сановников.
Сэйхан прочел проповедь, исполненную такой скорби, что все были взволнованы до слез, даже молодые люди, которые обычно не способны глубоко почувствовать печаль нашей быстротечной жизни.
Когда служба кончилась, присутствовавшие на ней мужчины стали пить вино и декламировать китайские
То-но тюдзё, господин Таданобу, процитировал из китайской поэмы:
Луна и осень [235] вернулись в назначенный срок,
Но он, куда он сокрылся?
Эти поэтические строки замечательно отвечают мгновению. Как только он отыскал их в своей памяти?
Я пробралась к государыне сквозь толпу придворных дам. Она как раз собиралась удалиться.
235
Строки из траурной элегии, написанной на китайском языке японским поэтом Сугавара-но Фумитоки. В ней говорится:
«На южную башню, бывало, он восходил И там любовался луною. Луна и осень пришли в назначенный срок, Но он, куда он скрылся?»— Прекрасно! — воскликнула она, выслушав меня. — Можно подумать, что стихи эти нарочно сочинены к нынешнему дню.
— О да! Я хотела, чтоб вы скорей их услышали и потому покинула церемонию, не доглядев ее до конца… Я тоже думаю, что Таданобу нашел прекрасные слова!
— Ты, понятно, была восхищена больше всех, — заметила императрица, и вот почему она так сказала.
Однажды Таданобу прислал слугу нарочно, чтобы вызвать меня, но я не пошла.
Когда же мы с ним случайно встретились, он сказал мне:
— Почему вы не хотите, чтобы мы по-настоящему стали близкими друзьями? Это странно, ведь я знаю, что не противен вам. Уже много лет у нас с вами доброе знакомство. Неужели же теперь мы расстанемся, и так холодно? Скоро кончится мой срок службы при дворе, я уже не смогу видеть вас. Какие воспоминания оставите вы мне?
— О, разумеется, мне было бы нетрудно уступить вам, — ответила я. Но уж тогда я больше не посмею восхвалять вас. Право, это было бы жаль! А теперь, когда мы, придворные дамы, собираемся перед лицом императора, я пою вам хвалу так усердно, будто по служебной обязанности. Но разве я могла бы, если… Любите же меня, но только в глубине своей души. Иначе демон совести начнет мучить меня, и мне трудно будет по-прежнему превозносить вас до небес.
— Ну что вы! — возразил Таданобу. — Люди, связанные любовью, порою хвалят друг друга с большим жаром, чем если б они были просто знакомы. Тому немало примеров.
— Пусть себе, если им не совестно, — отвечала я. — А вот мне претит, когда кто-нибудь, мужчина или женщина, на все лады восхваляет того, с кем находится в любовной близости, и приходит в ярость, если услышит о них хоть единое слово порицания.
— От вас, видно, ничего не дождешься, — бросил мне Таданобу и страшно насмешил меня.
136. Однажды вечером То-но бэн Юкинари…
Однажды вечером То-но бэн Юкинари посетил апартаменты императрицы и до поздней ночи беседовал со мною.
— Завтра у императора День удаления от скверны и я тоже должен безвыходно оставаться во дворце. Нехорошо, если я появлюсь там уже за полночь, в час Быка [236] , — с этими словами он покинул меня.
Рано утром мне принесли несколько листков тонкой бумаги, на
236
Два часа ночи.
«Наступило утро, но в сердце моем теснятся воспоминания о нашей встрече. Я надеялся всю ночь провести с вами в беседах о былом, но крик петуха помешал мне…»
Письмо было пространно и красноречиво.
Я ответила:
«Уж не тот ли обманный крик петуха [237] , что глубокой ночью спас Мэнчан цзюня?»
Ответ Юкинари гласил:
«Предание повествует, что обманный крик петуха, будто бы возвестившего зарю, открыл заставу Ханьгу и помог Мэнчан цзюню бежать в последнюю минуту вместе с отрядом в три тысячи воинов, но что нам до той заставы? Перед нами „Застава встреч“».
237
В «Исторических записках» Сыма Цяня помещен рассказ из эпохи «Борющихся царств» (403–221 гг. до н. э.), когда в Китае было несколько отдельных враждующих между собою царств. Мэнчан-цзюнь (правитель Мэнчана), внук Циского князя, был приглашен в могущественное царство Цинь, где он стал министром, но потом навлек на себя подозрение в измене и был вынужден бежать. Он с несколькими спутниками (число их Юкинари указал ошибочно) достиг пограничной заставы Ханьгу, но она была заперта на ночь, а погоня уже настигала беглецов. Тогда один из них закричал петухом, все петухи вокруг отозвались, и ворота открылись.
Тогда я послала ему стихотворение:
Хоть всю ночь напролет Подражай петушиному крику, Легковерных найдешь, Но «Застава встреч» никогда Не откроет ворота обману.Ответ пришел немедленно:
Пусть молчит петух, Ни к чему лукавый обман На «Заставе встреч». Распахнув ворота свои, Поджидает всю ночь любого.Епископ Рюэн с низкими поклонами выпросил у меня первое стихотворное послание, а второе — с ответом Юкинари — взяла себе императрица.
Вот почему я не смогла одержать победы в этом поэтическом состязании, последнее слово о «Заставе встреч» осталось не за мной. Какая досада!
Увидев меня, Юкинари воскликнул:
— Ваше письмо прочитали все придворные…
— О, это доказывает, что вы и вправду влюблены в меня! Как не поделиться с людьми тем, что тебя радует! И наоборот, неприятные вещи незачем предавать широкой огласке. Ваше письмо я спрятала и не покажу никому на свете. Действовали мы по-разному, но намерения у нас были в равной степени хорошими.
— Как тонко вы все поняли и как разумно поступили! Обычная женщина стала бы всем и каждому показывать мое письмо, приговаривая: «Вот, посмотрите, до чего глупо и гадко!» Но вы не такая, — со смехом сказал Юкинари.
— Что вы, что вы! Я не сержусь на вас, напротив, весьма благодарна, ответила я.
— Как хорошо, что вы спрятали мое письмо! Если б все о нем узнали, я стал бы вам ненавистен. Позвольте мне и в будущем рассчитывать на вашу доброту.
Вскоре после этого я встретила второго начальника гвардии Цунэфуса.