Записки уцелевшего (Часть 2)
Шрифт:
12.
Не очень я торопился с оформлением в Куйбышев. Деньги у меня за расчет и за две премии были. Не хотелось расставаться с семьей. И возникла еще одна немаловажная причина, из-за которой я тянул время в Дмитрове.
Выходила замуж моя сестра Маша. Она, конечно, засиделась, ей было уже двадцать шесть лет. Но она говорила, что выйдет замуж только за того, кто окажется умнее ее. Много "парашютистов" вокруг нее увивалось, и симпатичных, и не очень, и из бывших, и простого происхождения. Всех она отвергала, всех держала на расстоянии. Наконец нашелся избранник, мудрый, с философским складом ума, который был ее старше на
Я с ним познакомился еще года четыре тому назад, он был начальником той лаборатории Института минерального сырья (сокращенно ВИМС), в котором работал муж моей сестры Кати Валерий Перцов. Познакомился я с этим начальником на квартире Валерия в Молочном переулке и видел там его раза три, но как-то мельком.
Всеволод Степанович Веселовский, позднее просто Всеволод, принадлежал к старинному дворянскому роду, происходившему из Польши и давшему России ряд крупных ученых. Его отец историк Степан Борисович, впоследствии академик, счастливо избежал ареста во время погрома историков начала 30-х годов. А избежал он потому, что, почувствовав опасность, отправился в глухие заволжские леса исследовать архивы костромских монастырей. Когда же гроза миновала, он вернулся в Москву и продолжал свои научные изыскания.
Мать Всеволода Елена Евгеньевна, урожденная Сиферлейн, была француженкой, ее отец являлся совладельцем текстильного фабриканта Гибнера. Теперь этой фабрике присвоено имя Я. М. Свердлова.
У Всеволода было четверо братьев, из них один - художник сидел в воркутинских лагерях, позднее двое братьев погибли на войне.
Катя и Валерий с двумя малолетними сыновьями еще в прошлом 1936 году снимали дачу под Дмитровом. Казалось естественным, что начальник на воскресные дни приезжает в гости к подчиненному. Он там впервые увидел Машу, явившуюся прямо с работы в спецовке, в сапогах, еще сказал, что это за рыжая хорошенькая девушка. Зимою они виделись раза два-три на концертах. А с весны 1937 года он стал серьезно ухаживать за Машей, приезжал по выходным в Дмитров специально к ней, они отправлялись вместе на прогулки, однажды он подарил ей книгу "Фауст" Гёте с многозначительной надписью - "От доктора Фауста".
Маша осознала, что Всеволод умнее ее, стала относиться к нему благосклоннее и во время очередной прогулки дала ему свое согласие.
Свадьбу решено было не откладывать. Все мы были очень довольны. Родителей, правда, смущало, что жених был убежденным атеистом, но они взяли с него слово, что он не будет препятствовать Маше ходить в церковь.
С Канала Маша уволилась, ее сослуживцы ей говорили, что очень огорчены, а она им отвечала, что ее заменит брат, куда лучший работник.
Наша приходская Тихвинская церковь была закрыта. Подлипецкая находилась слишком близко от жилпоселка Канала, избрали для венчания более дальнюю, на северном конце города. Сретенскую церковь. Это было 1 августа 1937 года.
В храм пошло немного народа - опасались огласки. Шли не толпой, а группами по трое, по двое. Только на паперти надели на Машу фату. Ее единственным шафером был сын нашей троюродной сестры Алеша Комаровский бывший заключенный и бывший граф, работавший на Канале; шафером жениха был его младший брат Глеб.
Маша горячо молилась, все ее прекрасное лицо было одухотворено молитвой, великим таинством венчания. А Всеволод, высокий, с черными усиками, стоял неподвижно, для него религиозный обряд являлся традиционной необходимостью.
Все пошли в дом наших родителей. Начался пир. Народу собралось много и родных, и знакомых. Угощение было отменное, и вина лились, и кричали: "Горько, горько!". Но торжество омрачилось. Неожиданно вошла мать Кати Красивой спрашивать, где ее дочь. А Катю тоже пригласили на свадьбу, но он не явилась. Все поняли, что ее арестовали.
Мы отправились на вокзал провожать Машу со Всеволодом, уезжали и многие гости в Москву. Безмерно счастливые, молодые встали наверху в тамбуре вагона, а мы глядели на них снизу с платформы.
"Уезжай, уезжай скорее,- думал я о Маше,- а то и тебя арестуют". В те времена отъезд нередко спасал от беды...
В ДОЛИНЕ РЕКИ СОК
1.
Не хотелось мне покидать Клавдию и обоих сыновей на неопределенный срок, но что делать! Уехал я сразу после свадьбы Маши и Всеволода, у меня был адрес жившей в Куйбышеве нашей четвероюродной сестры Софиньки Медем. Еще до революции мы дружили с семейством графов Медем, старший брат Софиньки Федя учился в одном классе Медведниковской гимназии с моим братом Владимиром, а она сама училась в одном классе Алферовской гимназии с моей сестрой Соней.
Софинька меня встретила приветливо, жила она одиноко, ее мать умерла от тифа в первые годы революции, ее отец не так давно умер в тюрьме, ее брат в 1919 году скрылся вместе с отступавшими колчаковцами и жил в Германии, занимал выгодную должность управляющего имениями князя Бисмарка, младшая сестра Дина работала в другом городе.
Сама Софинька была высококвалифицированной специалисткой редкой профессии: по едва заметным признакам она отбирала сорта пшеницы, ячменя, овса и работала на семеноводческой станции, где ее очень ценили. Но когда я свиделся с нею, ее неожиданно уволили как чуждый элемент, и она, запасшись убедительными рекомендациями, хлопотала о восстановлении в должности, ей удалось устроиться в библиотеке. Она мне рассказывала, что работы было много, она проверяла подряд все книги. Сочинения авторов - врагов народа отбирала, куда-то книги увозили сжигать, предисловия, написанные врагами, она вырывала, крамольные названия типографии замазывала тушью.
В Куйбышеве жили с семьями наши знакомые - два брата Львовых, Юрий и Сергей,- племянники премьера, высланные после убийства Кирова из Ленинграда. Софинька хотела меня к ним повести в ближайшие дни.
Утром она проводила меня в управление строительства гидроузла. Мы расстались, и больше я ее не видел.
Когда через несколько дней я приехал в Куйбышев за оставленным у нее костюмом, то обнаружил на дверях печать. От хозяйки узнал, что Софиньку арестовали, в ту же ночь были арестованы и оба брата Львовы. К их женам я идти побоялся. И братья Львовы, и Софинька исчезли навсегда. А костюм мне удалось выручить лишь года через полтора.
2.
Строительство Куйбышевского гидроузла не начиналось, местные геологи и геодезисты вели изыскания, местные инженеры и техники занимались проектированием, старались добросовестно, однако, по мнению приехавших из Дмитрова новых руководителей - Жука, Семенцова и других, усердствовали вяло. А в системе НКВД привыкли к лозунгу "Скорей-скорей! Давай-давай!".
Я предстал перед надменным взором начальника отдела геологии Семенцова. Он направил меня за сорок километров в деревню Старо-Семейкино. Там вдоль левого притока Волги, небольшой реки Сок, начинались геологические изыскания.