Записки усталого романтика

Задорнов Михаил Николаевич

И льва действительно было жалко. Под аплодисменты зрителей котенок потерся о ногу кланяющегося Четверкина, словно тоже был артистом, а номер с ним разыгран специально.

Лесозаготовителям не хотелось отпускать нас сразу после концерта. Пригласили в столовую-палатку.

– Конечно, им хочется с вами и поговорить, и порасспросить о Москве, – пояснял Володя. – Для них ваш приезд – событие. Они ведь тут как на корабле. Только не посреди моря, а посреди леса. Все анекдоты друг другу пересказаны, истории тоже. Так что теперь о вас еще на месяц разговоров хватит.

Пока

мы едим, Люда, Коля и двое его друзей ищут для нас по поселку сапоги и каски, чтобы отвести в тайгу и показать, как они валят лес.

Идем, вверх на сопку по «волокам» – колеям, прорубленным в тайге. По ним стягиваются к поселку мощными тракторами связки уже очищенных от веток стволов. Иногда приходится переходить топи, тогда большущие сапоги спадают с ног.

Впереди идет Коля. Рядом с ним Таня Буланова, самая любопытная, пожалуй, из нашей труппы студентка. Она интересуется у Коли стоимостью кубометра каждого сорта дерева и очень удивляется тому, что самое дорогое дерево из здешних пород – орех.

Но вот выходим на поляну – огромную, утыканную пнями. На краю ее бульдозер, надрываясь, разворачивает лежащий на земле ствол кедра. Двое рабочих с топорами очищают от веток следующий кедр. Тракторы вытягивают из чащи на железном тросе совсем свеженький ясень. А за спиной ухает о землю, звеня ветками, ель, и земля чуть вздрагивает под ногами от ее падения...

Лесорубы выбрали громадную ель с шишками – для наших девушек. Двое из них взяли бензопилу и стали учить нас, как надо такие громадины заваливать. Когда ель ухнулась об землю, заставили топорами очищать ствол от веток. Шишки оказались смолистыми, их пришлось сначала бросать в костер. Сфотографировались на стволе побежденной ели, как на поверженном драконе.

* * *

Над входом в одноэтажное бревенчатое здание погранзаставы яркий плакат: «Наш армейский привет артистам из Москвы!»

Лежащим на земле медведем врезался в море зеленый мыс. Медведь будто подполз к воде и опустил в нее голову, чтобы напиться. На его холке, под кронами молодой дубравы, спряталась от постоянно дующих с моря ветров и человеческих взглядов погранзастава. Далеко видно со стрельчатой деревянной вышки на «медвежьей холке» изрезанный заливами берег Приморья, горы Сихотэ-Алиня, которые, увеличиваясь, убегают к горизонту до самого водораздела. А внизу как на ладони лежит голубой залив, его окаймляет похожая отсюда, сверху, на бумеранг бежевая полоска песчаного берега.

Когда мы поднялись на «холку» по вырытым в склоне ступенькам, держась за канат, натянутый для пограничников на случай бури или тумана, нас встретил залп собачьего лая! Оставалось лишь радоваться тому, что все овчарки на привязи. Так много чужаков одновременно они видели впервые.

Сами же пограничники смутились. Скорее всего, из-за наших девушек. Во всяком случае, с их появлением сразу приутих оживленный солдатский разговор в курилке. И солдаты поначалу смотрели на нас немного исподлобья. Лишь отглаженные гимнастерки да начищенные сапоги без единой пылинки выдавали тщательную подготовку к концерту.

Больше

всех был доволен начальник погранзаставы.

– Мы три дня вас ждем! – сказал он мне. – А сегодня, когда точно узнали, что приедете, даже казарму вне очереди вымыли. Два раза! – И, уже улыбаясь, добавил: – Завхоз вон плакат нарисовал и еще листья у дубов покрасить предлагал... Еле отговорили! Мы здесь одиноко живем, как на необитаемом острове. Самое большое удовольствие – письма. Так что если можете, то давайте сегодня, спойте нам побольше песен лирических. Про любовь.

Когда мы, переодевшись, выходим на крыльцо погранзаставы, к нам, отделившись от курящих, подходит солдат в веснушках и с такой копной вьющихся мелким бесом рыжих волос, что они могут выглядеть аккуратными только в прическе «под нолик».

– Ну, как там, в Москве? – спрашивает он сразу у всех.

– А ты что, москвич? – интересуется Крупин, живо вспомнивший здесь по застеленным кроватям, плацу под окном казармы, курилке с бочкой для окурков годы своей недавней солдатской службы.

– Нет, я из Магадана, – отвечает солдат.

– А что, бывал в Москве?

– Никогда не бывал. Но много слышал о ней. Как вы думаете: это все правда, то, что я о ней слышал?

* * *

На лайнере «Любовь Орлова» из Пластуна мы уходим во Владивосток. Оттуда должны лететь домой, в Москву. За эти гастрольные две недели вещей прибавилось вдвое: оленьи шкуры, высушенные крабы, шумящие раковины, кораллы, морские ежи, звезды, лесные коряги – все это будет долго напоминать о Приморье, о людях, живущих здесь, – добрых, бескорыстных, отзывчивых. Ниоткуда, даже с БАМа, мы не увозили такого количества сувениров. В дополнение к предыдущим им предстоит украсить наши комнаты, стать скульптурами, пепельницами, пойти на подарки друзьям и родственникам. А когда состаримся, будем, глядя на них, вспоминать свою «боевую» неспокойную юность, которая будет казаться нам счастливой.

Мы дали восемнадцать концертов, прочитали пятнадцать лекций, сменили двадцать три автобуса, четыре общежития, пять гостиниц со всеми неудобствами. Полные похудели. Худые тоже. На руках от постоянного переноса вещей появились мозоли, как будто мы работали на лесозаготовках, а не выступали с концертами. Со стороны наша труппа напоминала сильно уставший стройотряд.

...С террасы морского вокзала виден ночной город и его заливы в огнях кораблей. Завтра мы улетаем в Москву. До свидания, Владивосток! До новых встреч, Приморье!

Позже я начал писать для известных артистов юмористические тексты, для газет – сатирические рассказы. С некоторыми из них пытался выступать со сцены, постепенно превращаясь в эстрадную «звездочку». Естественно, что от успехов голова пошла кругом, я надолго забыл о своих первых литературных шагах.

Только после первых гастролей в Америке в 89-м году мне захотелось снова вернуться к тому, с чего все началось. Ведь Америка восхитила меня не меньше, чем когда-то БАМ!