Записки ведьмы из провинции

Флай

Записка десятая – Пенелопа, волшебство и психология

Пенелопа Джонс не очень любила свои дни рождения. Вернее, вообще их не любила. Каждый раз одно и тоже – год тут и день за год там. Заслужила ли она такое проклятье? Возможно. Но, черт возьми, ей всего 28, и уже 8 лет она расплачивается за свои грехи, когда же наступит прощение? Оно ей очень нужно.

Размышляя подобным образом Пенелопа уже по налаженной схеме собиралась в дорогу. Тёплые вещи, лёгкие доспехи, немного еды и воды, медикаменты – всего этого хватит максимум на неделю, но хоть что-то.

Теперь она научилась ценить мелочи. И главное, меч и кинжал.

Но тут в дверь позвонили. Странно, Пенелопа уже давно запретила своей семье и друзьям тревожить её в день рождение.

– Кто там?

– Я доктор Рэймонд Хофстедер, я звонил вам пару часов назад.

А, психиатр, которого наняли её родители. Ну что же, пусть посмотрит – злорадно подумала Пенелопа – потом сам себе успокоительное и выпишет. Если сможет, конечно. Пенелопа открыла дверь – доктор Хофстедер оказался высоким и крепким мужчиной лет 30-ти. Быстро окинул взглядом её наряд, но промолчал.

– Где мы можем поговорить?

– Проходите в гостиную. Я сейчас – Пенелопа зашла к себе в спальню и достала из-под кровати ножны с мечом и кинжалом, взяла рюкзак и вернулась к доктору.

– Вы куда-то собираетесь?

– Нет, что вы, доктор, я просто люблю ходить по дому с рюкзаком – съехидничала Пенелопа в ответ – ей осталось меньше 15-ти минут 0 мне кажется, вы не настоящий доктор.

– Я психиатр, мисс Джонс.

– Я же говорю, что ненастоящий.

– Это потому что я лечу души, а не тело, как вы, хирурги.

– Нет, просто вы никого не вылечите, в отличие от меня.

– А от чего я вас должен вылечить, Пенелопа?

– От ведьменского проклятья, разумеется.

Видимо доктор Хофстедер ожидал услышать что угодно, но только не это, так как удивлённо воззрился на Пенелопу.

– И кто же вас проклял? – наконец спросил он.

– Гвендолин. За дело. Вы же знаете, я ездила во многие «горячие точки» с «Красным крестом», вот и доездилась. Плен никого не красит, люди ломаются очень быстро, ну и я сломалась. Я делала смертельные инъекции другим пленникам, и среди них была одна ведьма, совсем ещё девчонка, и как оказалось протеже Гвендолин. Она пришла ко мне сразу после того, как нас спасли военные и прокляла – я буду жить жизнью той, которую отняла. Жизнью ведьмы.

– И что это значит?

– В свой день рождения я переношусь в другое измерение и живу там год, хотя здесь проходят всего сутки. Та несчастная девочка была оттуда, и я год за годом помогаю её семье, лечу всех, кто попросит, сражаюсь, если придётся. Места там, знаете, неспокойные.

Доктор Хофстедер впервые в своей практике столкнулся с подобным случаем. На первый взгляд Пенелопа была вполне адекватна, но этот её рассказ говорит или о шизофрении или о раздвоении личности. Надо понаблюдать за ней.

– А как вы сами, Пенелопа, с точки зрения врача можете объяснить происходящее с вами?

– Волшебство.

– Ясно. Я думаю, вы должны будете записаться ко мне на приём в клинику.

– Обязательно, только вы сначала объясните себе это другими словом – тут Пенелопа печально улыбнулась и… исчезла.

Записка одиннадцатая – Воспоминания

– Хватит! – этот крикнул Тейлор и видение исчезло.

Я пока молчала, хотя мне тоже хотелось кричать. Вот оно что, вечно вся такая правильная Гвендолин Моргенштерн когда-то одна из сильнейших ведьм в мире успела испортить жизнь моим родственникам, а не только мне. Но на себя она проклятье не наложила, хотя предала всех свои сестёр-ведьм, обрекла на смерть почти весь свой ковен. Её им теперь под запретом, а ведь когда-то она была моей лучшей подругой и наставницей в ворожбе.

– Моя мама была хорошим человеком – подал тут голос Тейлор – отец до сих пор плачет, когда смотрит на её фотографию.

– Я в этом не сомневаюсь, Тейлор. Она искупила свою вину.

– Так почему она не осталась со мной и отцом? Почему она нас бросила?

– Твой отец должен тебе это рассказать. Спроси его.

– Он не отвечает. Да и зачем? Зачем мне знать что-то о той, кому я был не нужен?!

– Ты ошибаешься. Твой дом огражден волшебством, теперь понятно, что это магия не нашего мира. Твоя мама позаботилась о том, чтобы ни тебе ни твоему отцу ничего не угрожало.

– Мне надо поговорит с отцом! – Тейлор был весь на нервах и убежал прочь прежде чем я успела сказать ещё что-то.

Но и мне было над чем подумать – я достала пожелтевшую фотографию прошлого века – единственная память о Гвендолин, вся другая информация о ней была уничтожена Советом Ведьм в назидание другим – ибо провинившихся ждёт не просто смерть, но и забвение в памяти других людей.

На фото я и Гвендолин позируем на балу в роскошных платьях. К сожалению фотография черно-белая и на ней не видно фиалковых глаз Гвендолин. Да, тогда мы были подругами – не разлей вода. А ещё через сто лет она нас всех предаст, выдаст Ордену Охотников на ведьм. Это был страшный удар для меня, так как я считала её своей сестрой, ведь именно она помогла мне стать ведьмой, помогла пережить утрату семьи, помогла стать тем, кто я есть. И ради этой памяти я и не выдала Анабель и Леонарда Совету Ведьм.

Как сейчас помню тот день, когда мы виделись в последний раз. Гвендолин уже должна была вот-вот родить, но нашла-таки меня, хотя у неё уже не было ведьминских сил.

– Эмма, почему ты не отвечаешь на мои звонки? – спросила она, когда я впустила её с Леонардом в дом.

– Времени не хватает. Я, услышав «чудесную» новость о твоём предательстве на радостях сделал сальто назад, упала и ударилась головой, а когда очнулась, чувствую, в спине нож торчит, вот пока его вытаскивала время и прошло, ты уж извини.

– Ты должна меня понять, Эмма.

– Понять? Они убили почти 50-ть наших сестёр-ведьм.

– Они держали в плену Леонарда.

– И он стоит 50-ти жизней?

– Он стоит и тысячи.

– Ты обезумела, Гвендолин.

– Да, я обезумела от любви. Такое чувство даётся раз в жизни, Эмма. Я живу почти пятьсот лети наконец нашла свою любовь, за которую и умереть не страшно.

– Вот только ты расплатилась за свою любовь нашими жизнями, а не своей.

– Скоро настанет и мой черёд. Поэтому я прошу тебя об одолжении.