Записки везучего попаданца
Шрифт:
Все, все, что нужно, погрузили и выезжаем, сзади горит Бюссинг (не нашли мы на него водителя, не оставлять же фашистам). Результатами этого боя, стали потери: три цундапа и кюбельваген начштаба, но приобретения четыре цундапа, кюбельваген, и три новых бюссинга (четвертый догорает), так что баланс в нашу пользу.
При этом, мы потеряли двенадцать человек, а немцы роту, и как выяснилось оберста, вместе с охраной. Едем, но уже не так быстро, как ехали сюда, спешить особо некуда.
Онищук с Эрисхановым рассказывают, что произошло: разведчики объездили, весь
– А что вы собирались с фон Боком делать?
– Расстреляли бы.
– И кто из вас, знает фон Бока в лицо? – в ответ оба нахала пожали плечами, и че поперлись спрашивается, если в лицо не знают, а?
Наконец доехали до пункта назначения, и я специально поставил по стойке смирно Эрисханова с Онищуком (и Листикова для комплекта), пока бойцы снимали с машин убитых, и ложили их на землю. Двенадцать парней положили эти разведкозлы, ради какого-то оберста, неравноправный обмен, довесок в виде роты фрицев, нам нафиг. Один Збигнев чего стоил, а сколько фашистов еще уложил бы бравый поляк.
А затем конечно, пошли к полковнику, докладывать, что и как. Выслушав доклад, полковник обматерил всех разведкомандиров по матери. И выдавал при этом такие перлы, что я просто диву давался, сам тоже, скажем, люблю матом выражать неевклидову геометрию, но полковник талант нафиг, АБСОЛЮТНЫЙ ЧЕМПИОН МИРА ПО МАТУ. Хоть на нобелевскую премию по филологии выдвигай. Да разведчикам очень неприятно, из-за их глупости погибли одиннадцать, человек. И полковник разжаловал этих обормотов, командиром разведки поставил доблестного киргиза пограничника Мамбеткулова, а этих летех назначил к нему помощниками. Кроме того, неделю они в свободное от разведки время должны помогать старшине и его ребяткам на кухне, во как.
Уже было поздно, и старшина пришел звать на ужин, полковник сразу передал троицу старшине во временное пользование, и наказал не беречь их. Мы с полковником пошли ужинать, по дороге присоединились Бернхардт с Хельмутом, последнего уже утвердили командиром взвода, да и Бернхардт уже легитимный начштаб. Поужинали, и за ужином полковник опять ругал разведчиков. Пришлось его, чуть остудить.
– Анисимыч, вы конечно правы, но это же вчерашние пацаны, детство в одном месте играет, да они виноваты, на их совести одиннадцать жизней, зато они разведали и нанесли на карту все гарнизоны фрицев на 500 км в диаметре, кроме того установили связь с подпольем через Ильиных. Ах, да Ильиных это секретарь горкома ВКП(б) в Городке1, он нам со своим подпольем помогал во время захвата Городка1. Через него планируем выйти на центр, и по возможности работать, имея связь с Москвой.
– За это
И тут я случайно обращаю внимание, что рядом со мной сидит угрюмый командир первого батальона майор Ахундов. Угрюм он постоянно, а почему, да оказывается, у него в крепости погибла вся семья. После первых выстрелов 22 июня он побежал в штаб, семья осталась, при налете авиации на Крепость, авиабомба попала прямо в общежитие, дочка, сын и жена майора погибли сразу.
А раньше, говорят крепостники, Ахундов был балагуром и весельчаком, но боль утраты, всей семьи за одно мгновение и горе его изменило. Зато теперь, в рукопашке нет человека сильней его, в ней Ахундов превращается в зверя, в берсеркера, я-то не видел, но Маня рассказала. Когда отбивали одно из нападений немцев в крепости (хотя, вообще то они австрийцы из 45 ПД) Ахундов рванулся в куча малу с ППД и саперной лопаткой. Когда кончились патроны в ППД, он бил правой прикладом автомата (ухватив за ствол) и лопаткой в левой руке. Короче результатом боя Ахундова против вермахта, стали 15 трупов, из них 12 погибли от пуль, а двое от приклада ППД и один развален чуть ли не по пояс лопаткой, которая малая саперная. И полковнику постоянно приходилось одергивать майора, все-таки он командир, и должен командовать солдатами, а не рубится как казак Козьма Крючков.
И мне очень больно смотреть на него, за что же ему такое горе, он ничего немцам плохого не сделал, а они убили его детей: мальчика шести лет, и девочку четырех, да и жену красавицу Фирангиз. А он сидит атлетичный высокий брюнет, с глазами полными горя, и пережевывает ужин, мне кажется он не понимает что ест, не чувствует вкус еды, не видит нас, он там с детьми и Фирангиз, в прошлом…
Ужин окончен, мы встаем из за стола, и полковник спрашивает у старшины, почему не видно начтыла, действительно, где Манюня?
Полковник, закончив ужин, ушел, и я беру старшину за жабры:
– Слушай харя тыловая, колись, где начтыл?
– Не имею права сказать, товарищ старший лейтенант.
– Я ща из тебя сибирских пельменей налеплю, ты вообще нюх потерял старшина?
– Хорошо, они поехали по деревням закупить продовольствия, но с собой взяли взвод охраны из ЗАР.
– Ладно, пока никому ни слова, свободен, партизан жрачного фронта.
И в беспокойстве иду к дороге, а что я еще щас могу сделать, узнает полковник о самоуправстве начтыла, он ее порвет, после косяка разведчиков он злой как сто тысяч голодных хищников.
Откуда-то появился Ахундов, и говорит:
– Как ты тут Фарход? Машу ждешь?
– Да товарщ майор.
– Ты Машуню нашу старлей не обижай, она геройская девчонка, она меня прикрыла в бою.
– Да вы что, серьезно?
– Ну да немцы в Крепости, когда отражали одну из атак, меня сильно обложили, да и патроны кончились, махаю ППД и лопаткой, как мельница, направо налево думаю все, убьют сейчас эти твари, тут Маша поддержала из ДП, да бойцов послала на выручку, отбились. А то бы и меня там, рядом с Фирангиз и детьми положили бы.