Записки Виктора Толстых
Шрифт:
— Знаешь, — говорит Ган как-то задумчиво, — есть старое правило: нельзя становиться на пути между любящими существами. Даже… Вернее — особенно таким, как я. Ни к чему хорошему это не приведет. Что здесь настоящее чувство — у меня и сомнений нет. Согласись, для развлечений вампирша могла найти кого-нибудь и посимпатичнее, да и поздоровее. Раз возится с таким — одна нога в могиле — стало быть, любит. Он ее, видно, тоже. А поймать ее сейчас можно, только играя на ее чувствах. Мне этого делать нельзя. Я умываю руки…
— Ты что, серьезно? — не понимаю его сразу я. — Это ведь вампир, чудовище, нападающее по ночам на
— Вот сами и разбирайтесь, — стоит на своем Ган, — а мне промеж влюбленных становиться никак нельзя! Скажи спасибо, что я им помогать не начинаю…
— Да ты что! — чуть ли не кричу я. В комнату, услышав крик, заходит Антон. Он все-таки друг этого бессмертного придурка.
— Что случилось? — спрашивает тренер со вполне определенной интонацией. Еще один придурок, он ведь готов броситься защищать того, кто менее всех нуждается в защите.
— Ты, кажется, хотел знать, почему с тебя взяли подписку, меня понесло: как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься, — так вот, этот мальчик и не человек вообще, и лет ему больше, чем нам всем, вместе взятым. Ты дружишь с чудовищем…
И я покинул помещение. А вслед услышал ехидное:
— Нервные какие-то кагебешники пошли…
Больше никогда в жизни я не позволял себе срываться. Особенно в общении с Ганом. Еще спускаясь по лестнице, я взял себя в руки.
«Что ж, если вы, товарищ Ган, умываете руки, управимся и сами», — решил я. И никаких скотобоен. Преступник должен сидеть за решеткой. А мы пока приготовимся к встрече с настоящей вампиршей. Вы, товарищ Ган, заметили как-то, что ее будет трудно убить. Серебряный меч — слишком архаично. Другое дело серебряные пули.
И я отправил совершенно идиотский запрос. И получил совершенно неожиданный ответ — есть такие пули, да еще и в немалом количестве. Кто, когда и для чего заказывал совсекретно. А пули можно получить вполне официальным путем. На складе лежат. Кажется, вы говорили, что злая вампириха так быстро передвигается, что и взглядом не уследить. Ничего, на этот случай получаем автоматы. Мало? Еще и ручной пулемет! И готовим ко всему этому серебро. Да здравствует унификация патрона!
Мужчина-кровосос, между тем, был переведен в больничный изолятор, где и скончался на третий день пребывания на больничной койке. А всего на двадцатый день после поимки. Что ж, вот и мышеловка готова — укладываем тело на видном месте в морге Института Судебной Медицины. И распускаем слухи — будет мол, публичное вскрытие псевдо-вампира!
Возле тела устанавливаем бесконтактный датчик, реагирующий на любое приблизившееся тело. И ночное дежурство в отдаленной комнате. Втроем: я и двое оперативников, с автоматами и пулеметом. Не могу отказать себе в удовольствии. А поспать можно и днем, все равно визит будет, когда все спят. Все-таки вампир они, как говорят, боятся солнечного света.
Уже на вторую ночь вспыхивает красная лампочка. Мы бежим в морг. На ногах — бахилы, чтобы наши шаги она, наш враг, услышала бы как можно позднее. Предусмотрительно мы закрыли все двери в прозекторский зал, кроме одной. Через нее и вбегаем.
Женщина — высокая, худая, красивая. Рыдает на груди у покойника. Увидев нас, отпрыгнула в сторону. Действительно, как метеор. Мечется по залу. Но наши пальцы делают свое дело — жмут на курки. И руки поворачиваются автоматически в нужную сторону. Наконец, она замерла, получив, вероятно, порцию пуль. А мы продолжаем поливать ее… чуть не сказал — свинцом, нет серебром!
Неожиданно вампирша вспыхивает. Настоящий, яркий огонь. Мы прекращаем стрельбу. Женщина молчит, на лице — страдание. Из пулевых ран — снопы искр. Потом она загорается вся. Через пару минут перед нами нечто, отдаленно напоминающее человеческое тело, зато гораздо больше — огромный кусок кокса. Что ж, дело закончено. А с телом пусть разбираются ученые.
Вот после этого дела я и стал, конечно, совершенно незаслуженно, признанным специалистом в области преступлений со сверхъестественным душком. Ко мне начали обращаться за консультациями, а я любил при этом давать заключения типа: «данных за наличие преступления по моему профилю нет!»
Что же касается Гана… Я специально зашел в секцию самбо. Понаблюдал за тренировкой. Как я понял, дружеские отношения между моим подопечным и тренером, несмотря ни на что, сохранились. Конечно, дружба есть дружба, и если неожиданно оказывается, что твой друг не человек, что ж, ничего страшного. Ведь законам дружбы-то он не изменял. И, вообще, о таком друге можно только мечтать — вроде умный, много знает, но при этом прямой и простодушный, слову не изменит, всегда на выручку придет…
А вот со мной Ган даже и не поздоровался. Попытался пройти мимо, когда я встал на его пути. Но я поймал его за локоть.
— Конечно, вампир должен был быть убит, — сказал он равнодушно, глядя мимо меня, и добавил столь же бесцветным тоном: — но не во время прощания с телом любимого человека…
АБАДОН
История, которую я собираюсь рассказать, выглядит на первый взгляд совершенно дичайшей. Смерти, смерти, и еще раз смерти. И лишь в самом конце кто-то понял, что или, вернее, кто связывал между собой все эти смертные случаи. Я опущу все подробности, которыми сопровождалось расследование этой истории. Попробую написать нечто вроде документального рассказа.
Около года назад милиция задержала в метро ребенка мальчика лет одиннадцати. Он пытался заночевать в метро. Для тех (брежневских) времен это был случай небывалый.
Мальчик не смог назвать ни имен своих родителей, ни место своего жительства. Его проверили по картотеке — в розыске пропавших детей не числится. Обследование у детского психиатра не дало оснований для отнесения ребенка в разряд слабоумных. Он хорошо ориентировался, знал свое имя — Алеша, знал, что находится в Москве, что забрали его в метро. Называл текущую дату и год. Читал и писал, правда, не ахти как, но и не хуже большинства своих сверстников. То есть был вполне нормально развитым. Только не хотел назвать своих родителей. Или не мог их назвать.
Я сопоставил время нахождения мальчика в спецприемнике и журнал происшествий. И обнаружил первую в данном повествовании смерть. Умер от сердечного приступа сотрудник охраны спецприемника. В журнале было отмечено, что охранник находился в этот момент наедине с одним из мальчиков, содержавшихся в этом учреждении.
Далее был детский дом. Первая смерть произошла уже на первый день жизни в нем Алеши. Умер, опять-таки от сердечного приступа, один из воспитателей детского дома. Понятно, что эта смерть тоже прошла как бы мимо внимания.