Записки военнопленного
Шрифт:
Понемногу притершись, друг к другу мы образовали довольно дружную семью. Смотрели телевизор, особенно фильмы о животных, играли в шахматы, наводили в камере чистоту и порядок. Медведь оказался дотошным аккуратистом и чистюлей: в отличие от тюремных чертей («черти» — не соблюдающие правил гигиены и не следящие за внешним видом арестанты), он поддерживал в камере идеальный порядок и законно требовал того же то других. Он не брезговал собственноручно мыть пол и до белизны начищать стоящий в углу за полиэтиленовой шторкой унитаз, тщательно вытирал оседающую на стенах пыль, каждую принадлежность бытового инвентаря держал строго на отведённом ей месте. В этом отношении он показал мне хороший пример того, как сохранить в тюрьме активную жизненную позицию, в противовес тем, кто под грузом лени и бесплодных переживаний опустился, потеряв человеческий облик и элементарное самоуважение.
Вкус тюремной баланды был мне по-прежнему неизвестен: всем обитателям камеры 791 оказывалась
Благодаря Медведю за четыре года досконально изучившему теневые стороны тюремной жизни я смог воочию увидеть размах царившей в Крестах коррупции. Здесь продавалось все, и состоятельный арестант мог качественно улучшить условия своего существования. Напишу только о некоторых оказываемых коррупционными сотрудниками тюрьмы услугах (полный перечень был бы бесконечен):
1. Основная коррупционная услуга состояла в возможности «купить» себе камеру. Надо сказать, что многие крестовские камеры представляют собой мало пригодные для проживания тёмные сырые помещения с разбитыми окнами, сломанными санузлами и мириадами забившихся во все щели клопов. Неплатёжеспособный арестант гарантированно попадет в такую хату, иронично называемую «бомж-отелем». А чтобы сидеть в комфортабельной камере с уверенностью, что тебя внезапно никуда не переведут, арестанты платили в 2004 году по 100–200 американских долларов в месяц. В услугу входила также возможность «сливать», т. е. устроить через опера мгновенный перевод любого нежелательного «пассажира», а за дополнительную плату можно было затянуть к себе в камеру любого нужного человека.
2. Самые ценные для заключённого вещи это «запреты» — предметы, запрещённые к получению и хранению соответствующими инструкциями Минюста. К числу запретов относятся мобильные телефоны, деньги, алкогольные напитки, наркотики, порнографические материалы и т. д. Данные предметы запрещены и потому сотрудники администрации во время обысков постоянно ищут запреты с целью изъятия. Однако и попадают запреты в тюрьму, в основном, через тех же сотрудников проносящих их за определённую плату. В 2004 году принести, например, телефон стоило 1000 рублей, зарядное устройство для телефона или аудио-плэйер — 500 рублей, в такую же сумму оценивалась пол-литровая бутылка водки или разбавленного спирта.
3. С точки зрения администрации даже перочинный ножик является запретом, не говоря уже о мобильном телефоне или спиртных напитках. Вместе с тем почти в каждой хате есть хоть какие-то запреты и для арестантов остро стоит вопрос не только затянуть запрещённый предмет, но и сохранить его в продолжение максимально длительного времени. Для изъятия запретов из сотрудников сформированы группы так называемых «шмонщиков» регулярно заходящие в камеры и переворачивающие вверх дном. Только если в одних хатах они отшманывают даже неустановленного образца постельное бельё, то в других получив фиксированную плату, не замечают и открыто лежащего на столе телефона.
4. Согласно закону не меньше одного раза в неделю заключённым должна быть обеспечена помывка в горячем душе. Двери открываются и специальный сотрудник называемый «банщиком» ведёт зэков вниз по лестнице в подвал, где расположен напоминающий преддверие ада тюремный душ. В подвале ощутимо жарко, темно и повсюду клубятся облака белого пара. Помывка происходит в пяти больших (10 м 2) камерах, куда заводят на пятнадцать минут по шесть человек. Стены в камерах чернее ночи и покрыты зеленоватой слизью, по счастью, едва различимой в неясном свете как всегда единственной лампочки. Под потолком висят шесть тонких ржавых труб, из двух, в лучшем случае из трёх льётся вода. Посередине душевой камеры зияет ничем не прикрытая внушительная дыра, ведущая, наверное, прямиком в канализационный коллектор. Если зэк случайно роняет какую-нибудь свою вещь, например, мыло или шампунь, он может навсегда с ней попрощаться — мутные потоки унесут её в тёмную глубину. Так происходит процесс помывки в кабинках 2, 3, 4 и 5. В кабинке под номером один совсем другое дело. Там очень чисто, ослепительно светло и все душевые работают исправно. И моются там не пятнадцать минут, а целый час, заплатив всего 100 рублей (по расценкам того времени).
5. Заключённые имеют право на ежедневную прогулку продолжительностью один час. Ещё один специальный сотрудник — «прогульщик», открывает камеру, выводит арестантов на улицу и запирает в одном из двух десятков тюремных двориков площадью примерно по 18 квадратных метров каждый. Есть и два платных дворика размером, раз эдак в пять больше. Заплатил сто рублей и гуляешь в большом дворике. Дал ещё сотню и гуляешь уже не час, а два. (Эта услуга особенно важна, потому что от долгого нахождения в камере зэки всегда чувствуют острый недостаток свежего воздуха и свободного пространства).
В Крестах, конечно, было ещё немало способов потратить деньги: можно было сходить в другую камеру в «гости», «открыться», т. е. свободно пойти гулять внутри тюрьмы, получить «зелёную» (по аналогии с разрешающим движение сигналом светофора) передачу с запрещёнными вещами и продуктами питания и др. Спектр коммерческих услуг пенитенциарной системы я постепенно ещё обрисую. Хочу только добавить несколько слов о моём личном отношении к явлению коррупции. Находясь на свободе, я всегда выступал против коррупции, считая её признаком нарастающей слабости государства. Я и сейчас готов подписаться под этими словами, однако время внесло в мою позицию свои коррективы. Да, коррупция, безусловно, вредна, так как она развращает государственных служащих и делает их преступниками не многим отличающимися от массы тех, кого они должны охранять. С другой стороны, внедрение капиталистических отношений в жизнь заключённых возвышает одних и бесконечно принижает других в соответствии только с критерием платежеспособности, тогда как моральные качества человека, да и сама суть совершённого им преступления в этой системе координат значения не имеют. Таким образом, обеспеченный негодяй может оказаться в намного более выгодном положении по сравнению с хорошим, но бедным арестантом. Тем самым в очередной раз нарушается фундаментальный принцип правосудия — равенство всех перед законом: испытанные в неволе страдания одних в чисто материальном аспекте несопоставимы со страданиями других. И всё-таки нельзя забывать, что зло цивилизованного мира в России иногда оборачивается добром. Государство здесь создало настолько тяжёлые условия содержания заключённых, что о справедливости и целях исправления говорить не приходится. Погружая человека в наполненное беспросветными днями удушающее концентрационное пространство, пенитенциарная система психологически и физически калечит его, выпивает душу, забирает здоровье. Маленькие радости, предоставляемые коррупцией, служат арестанту глотком свежего воздуха в спёртой атмосфере тюрьмы, становятся возвращающим к жизни лекарством. По-человечески это не сложно понять.
Ознакомление с материалами дела
В начале весны Тихомиров завершил предварительное расследование и собранные за год следствия материалы уголовного дела были переданы в суд. Они составили пять томов по триста страниц текста плюс вещественные доказательства, запечатанные в несколько больших картонных коробок. Почти каждый день меня выводили в следственные кабинеты для ознакомления с делом. Из чёрного элегантного кейса Тихомиров доставал толстые белые папки, передавал мне и сидя напротив, рядом с вмонтированной в стену копкой «вызова сотрудника», внимательно следил, чтобы я не повредил или не уничтожил ни одного листа. Не так давно в Крестах произошёл скандальный случай: один бандит во время изучения своего многотомного дела ухитрился стащить из-под носа у следователя два тома и постранично спустил их в унитаз. Для спасения хоть некоторых украденных страниц сотрудники разобрали тогда весь стояк следственного туалета, а теперь каждый следователь изображал бдительность, опасаясь повторения инцидента.
Полуторатысячестраничное дело я читал с интересом. Здесь были собраны результаты годового труда следователей из следственного отдела УВД метрополитена, главного следственного управления ГУВД и управления по расследованию особо важных дел горпрокуратуры. Огромная кипа бумаг: написанные полуграмотным языком милицейские протоколы с места преступления, неразборчивые записи медицинского освидетельствования потерпевшего, исполненные на безупречном официальноделовом новоязе бесстрастные прокурорские постановления о возбуждении уголовного дела и передаче его в ведомство новых следственных инстанций, протоколы допросов многочисленных свидетелей обвинения, утверждённые факсимиле федерального судьи постановления о проведении обысков, — всего двенадцать, и страницы с длинными списками конфискованных предметов, протоколы допросов семи обвиняемых, их в большинстве положительные характеристики и справки с места работы, учёбы и жительства, протоколы допроса родителей некоторых обвиняемых, пространный текст судебной социогуманитарной экспертизы печатных изданий, оперативные справки 18 отдела УБОП и даже один документ оперативного характера, полученный из Москвы от первого замминистра МВД. Над всем этим стоило хорошенько поразмыслить.