Записки. Том II. Франция (1916–1921)
Шрифт:
И Америка заговорила в своей ноте в ответ на запрос итальянского правительства как будто дружеским для России тоном, но неясно и неопределенно. Запад совершенно отучился смотреть на Россию, как на государство. Для них это объект для демократических опытов, как и Ленину – для коммунистических.
22-VIII-20
Положение в Польше более ясно. Как и следовало ожидать, польские войсковые части, снятые с южной части фронта и перевезенные через Краков к Ивангороду и Варшаве, сохранившие порядок и спайку, познанские войска – лучшие на северном по сосредоточении, перешли в наступление, руководимые Пилсудским. Почти то же, что было в направлении Киева в апреле. Большевистская завеса пала, и, вместо блестящих надежд, все, что было приобретено раньше, пало и красные войска скорее бегут, чем отступают, и сдаются.
Красная армия с ее комиссарами, в которой, по газетам в июле и начале августа, железная дисциплина, неизвестно только на какой почве созданная и поддерживаемая, спасовала перед слабой польской армией, воодушевленной патриотическим чувством и имевшей в себе и за собой зачатки организации и порядка.
Это нормально. Французы дали им офицеров и уют. Офицеров в большом числе, свыше 3000, которых следует считать связывающим центром разнородной польской рати. Пилсудский дал доказательство очень серьезного начальнического опыта, с которым ни Каменев, ни Тухачевский равняться не могут. Но оговорю, последние были во власти коммунистов и кто управлял, они или последние, неизвестно.
Моя надежда была на П.П. Лебедева, который, как говорили здесь, был начальник штаба у Каменева. Лебедев если не полководец, то серьезный и разумный офицер Генерального штаба, но вероятно, его голос реакционера, пропал в взвизгиваниях всезнающих, невежественных комиссаров.
Когда по ходу к западу от восточного Нарева и Западного Буга стало ясно, что объектом Варшава, а не Висла, что ведется не операция, а разнузданная облава и пропаганда, исход всего дела, по-моему, складывался так: отдадут поляки Варшаву, красные ее возьмут, в противном случае красная постройка должна развалиться со скандалом. Но занятие Варшавы, по моим понятиям, ничего не сулило красным, кроме разложения ее армии.
По тому, что будет, мы лучше всего увидим, что такое Красная армия как организация и войско. Понятно, восстановление для армии возможно и даже без особых усилий, [но] для вооруженной толпы, с мальчиками во главе и комиссарами кругом, – это маловероятно.
Я думаю, через неделю или меньше это будет ясно. В Минске с 18 или 19 идут переговоры о перемирии и мире. Вчера было заявление, что предложения большевиков те же, которые Каменев в Лондоне передал Ллойд Джорджу. Они были признаны дней 10 тому назад очень легкими, и это верно. Сегодня же уже заявлено, что они не применимы, ибо нарушают неприкосновенность Польши. Вся суть теперь не столько на фронте, сколько в Минске и главным образом здесь, в Париже. Большой пробный камень для Мильерана.
Но как отразится эта гибельная эскапада на населении России: 1) оно будет оповещено об этом не скоро и в превратном виде; 2) возможно, что оно в массе не отразится. В Москве будет паника, будут беспокоиться, но должны же они понять, что западные государства желают прекращения бойни и создания великой Польши. Большевики пойдут на уступки, ибо Врангель им опаснее поляков. От последних они откупятся русскими землями.
Ну а армия? Но таковой в настоящем значении этого слова нет, а потому армия с комиссарами будет бесчинствовать в Белоруссии и, вместо русского дела, будет вести антирусское. Очень печальны будут последствия этого дела, начатого под национальным флагом и окончившегося столь гибельно.
Как ни ловки правители, но возвыситься над своим уровнем они не могут, ни во внутренних делах страны, ни во внешних. Но с окончательным решением надо подождать и выждать, как Красная армия, если только это армия, выйдет из затруднений.
На пользу ли это все? Я думаю, что на пользу, ибо в условиях, в которых мы живем, только страданиями народная мысль может быть разбужена для новой полезной жизни.
27– III-1921
За семь истекших месяцев руководители жизни в старом свете прилагали все старания, чтобы устроить жизнь с наибольшей выгодой для себя.
Ряд конференций в Англии, Франции и Бельгии; торжественное, но безрезультатное собрание Лиги Наций в Швейцарии; длительные переговоры Англии с большевиками о коммерческих отношениях, исчезновение с политической арены Венизелоса и возвращение короля Константина {453} в Греции; катастрофа генерала Врангеля и очищение им Крыма {454} , заключение и ратификация мирных договоров большевиков с Финляндией, Эстонией, Латвией и Польшей; занятие ими Грузии и остальной части Закавказья и сближение большевиков с кемалистами; пересмотр Севрского договора {455} – главные события за эти восемь месяцев. Внутренняя жизнь всех стран текла не нормально. Производство и торговля умалились и неравенство валюты давало себя чувствовать очень сильно. В начале года (в феврале) в Кронштадте вспыхнул бунт моряков {456} . Ему придали значение национального события, и надежды на падение большевистского режима окрылили многих, больше всего наших прогрессистов. В самой России местные восстания крестьян.
453
Константин I Глюксбург (1868–1923), в 1913–1917, 1920–1922 – король Греции. Старший сын Георга I и королевы эллинов Ольги Константиновны, с 1889 г. женат на Софии, сестре кайзера Германии Вильгельма II. Выступал против участия Греции в 1-й мировой войне на стороне Антанты.
454
…катастрофа генерала Врангеля и очищение им Крыма… – прорыв войсками Красной армии 7–9 ноября 1920 укреплений Русской армии Врангеля на Перекопе, захват Крымского полуострова и эвакуация 13–16 ноября 1920 сторонников Белого движения из Крыма в Турцию.
455
…сближение большевиков с кемалистами; пересмотр Севрского договора… – заключение 16 марта 1921 в Москве советско-турецкого договора, по которому советское правительство согласилось не признавать никаких международных актов, не признанных национальным правительством Турции. Это способствовало в дальнейшем пересмотру Севрского договора, предусматривавшего раздел владений Османской империи между европейскими государствами.
456
…бунт моряков… – Кронштадтский мятеж 1–18 марта 1921.
Что посеяно было большевистскими главарями, теперь приходится пожинать и, понятно, никакие сношения с заграницей не в силах изменить бедственное состояние экономической жизни России. Запад желает получить, что ему нужно, что накопилось у него в невероятном количестве.
Самые тяжелые дни для населения России еще впереди. Бедствия голода грозят и эмигрированным, пока живущим еще на остатки и слабо поддерживаемыми правительствами стран, где они расселены.
Опасения о признании большевистских главарей законными правителями преувеличенные. С ними будут говорить, но признавать не будут. Эволюцию большевиков мы считаем невозможной. Они, вероятно, будут устранены, и во главе останется часть большевиков и какие-то новые элементы. Кто они? Не зная ничего и не предпринимая ничего, чтобы знать толком, что делается в России, никто на этот вопрос не может ответить определенно. Я прекращаю свои записи: нет времени и нет сил записывать. Время и заботы уходят на работу для собственного пропитания и для налаживания всех дел по взаимопомощи офицерского Союза, образовавшегося в январе этого года под моим председательством. Плохо идут дела в этом союзе. Препятствия к его развитию даже не извне, а в нас. Почти 3 месяца, что существуем, а не ладится и никак не налаживается работа самого правления, хотя заседаем ежедневно.
Если и через два месяца дело не пойдет, надо будет отказаться от работы. Может быть, причины того, что дело не делается, во мне.
На этом кончаются записки Ф.Ф. Палицына.
Во Франции мы остались до октября 1921 года, когда переехали в Берлин, надеясь, что в материальном отношении жизнь там будет легче; но надежды не оправдались.
За последние месяцы своего пребывания в Париже ген. Палицын мог видеть преуспевания основанного им Союза Русских Офицеров, участников войны. Много сил и труда положил Федор Федорович на создание и развитие Союза.
В Берлине мы прожили всего 1 1/2 года. Жизнь была тяжелая в нравственном и материальном отношении и она скосила мужа.
18-го февраля 1923 года Ф.Ф. Палицын скончался и похоронен на русском кладбище в Тегеле ок. Берлина.
В 1924 году офицеры, члены Союза, основанного Ф.Ф. Палицыным поставили ему памятник и собрали средства для перевозки праха в Россию. Но когда наступит этот день, одному Богу известно.
Если эти строки попадут в руки Русского Офицера, члену Союза Русских Офицеров, Участников Войны, то приношу ему глубокую и душевную благодарность за то, что Союз почтил память его основателя.