Заплачено кровью
Шрифт:
Васильчиков, оглядывая повозки с ранеными, мысленно считал, сколько их здесь. Если пятнадцать повозок, на каждой в среднем по четыре человека...
Елисеев поймал его взгляд.
– Часть уже отправили, товарищ комиссар, тяжелораненых, двадцать человек. Автобусом вывезли, еще днем. Да в палатках много лежат, не знаю, сколько, доктор Меркурьев обрабатывает, - Елисеев хотел сказать, что за день через санроту полка прошло более ста пятидесяти человек, но подумал, что эта цифра может быть неправильно истолкованной, и промолчал.
– Товарищ комиссар, - подбежал к Васильчикову старший лейтенант Меркулов.
– Ищу вас везде.
– Что случилось?
– Васильчиков отошел от Елисеева.
– Вот какое дело, - неуверенно начал Меркулов.
– Бойцы расстреляли своего командира взвода. Может быть, помните - младший лейтенант Лавренюк.
– Из новеньких, кажется? А за что и как?
– Да когда три часа назад загудело в тылу, к Пропойску, он собрал свой взвод, объявил, что наш полк разбит - вот ведь подлец! Они, мол, в окружении, можно разбегаться. Ну, бойцы, не долго думая, его к сосне и поставили. Потом пришли ко мне и рассказали.
– И правильно сделали! Плохо, конечно, что самосуд, это они сгоряча, но в целом правильно поступили. Значит, люди не считают, что их полк разбит. Настроение у них боевое, хотя и в окружении, не поддались паникеру. Значит, верят нам. Ну, а что нашелся на полк один трус и подлец - что ж поделаешь: в семье не без урода.
К сожалению, это было не единственное ЧП в полку. В начале боя к гитлеровцам в полном составе перебежала стрелковая рота первого батальона, полностью укомплектованная немцами Поволжья. Перестреляли своих русских командиров взводов, командира роты лейтенанта Устинова и - с белыми платками на штыках - к противнику. Васильчиков вспомнил, сколько раз он требовал от командира полка Малинова расформировать эту национальную роту, но всякий раз получал отказ. Эта рота, как нарочно, оказалась лучшим хором в дивизии: песни о товарище Сталине пели лучше всех. "Куда смотрел особый отдел?" мысленно ругался Васильчиков. И вспомнил, что еще до отправки на фронт особый отдел и трибунал дивизии, с легкостью и не особенно разбираясь, приговорили к расстрелу двоих только что мобилизованных молодых баптистов, отказавшихся брать в руки оружие, и лейтенанта, на сутки опоздавшего из отпуска.
Было в полку еще одно ЧП: в батарее Терещенко двое бойцов, Сало и Парцайло, призывники из Западной Украины, служившие раньше в польской армии, ушли, воткнув винтовки в землю. Даже записки оставили, что воюйте, мол, москали, сами.
К Васильчикову подошел адъютант командира полка.
– Товарищ батальонный комиссар, и вас тоже, товарищ старший лейтенант, срочно к командиру полка.
К вечеру удалось установить связь со штабом корпуса, и генерал Еремин вызвал командиров дивизий на совещание.
Полковник Гришин взял с собой Малинова, Васильчикова и Меркулова. В назначенное место - лесная деревушка в ближнем тылу дивизии Гришина - должны были приехать полковники Кузьмин, Смолин и Корниенко.
Перед самым отъездом на совещание у машины Гришина спешился прискакавший на коне посыльный:
– Товарищ полковник, майор Фроленков ранен!
– Как ранен? Когда успел?
– сердито спросил Гришин. С Фроленковым он не далее как полчаса назад говорил по телефону.
– Да тут вот какое дело...
– Короче!
– В расположение первого батальона, вернее в стык батальона и подразделений полковника Малинова заехал немец на машине, - рассказал посыльный.
– Охрану его перебили, но в стычке майора Фроленкова и ранило.
– Без него не обошлось бы, конечно, - рассердился Гришин.
– Немца взяли, его портфель с документами забрали разведчики из полка Малинова.
– Кто он по званию?
– Наверное, полковник. Но другие говорили, что, может быть, генерал. Не научились еще их по званиям различать, товарищ полковник.
– Хорошо, - смягчился Гришин.
– Езжайте назад и передайте мой устный приказ батальонному комиссару Михееву вступить в командование полком. Пленного доставить на КП дивизии, я буду там.
В штабном автобусе командира 20-го стрелкового корпуса генерала Сергея Еремина всем собравшимся не хватило места, поэтому он, приказав охране никого больше не впускать - командиры дивизий, замполиты и начальники артиллерии были в сборе, - начал совещание.
Стараясь выдерживать деловой и спокойный тон, хотя настроение было отвратительным, генерал Еремин задавал вопросы командирам дивизий и выслушивал ответы, все более мрачнея и хмурясь. Он слушал и размышлял, что же предпринять дальше, потому что обстановка оказалась гораздо тяжелее, чем он думал сначала, да и сил в корпусе оставалось меньше, чем он предполагал.
Все три его дивизии понесли серьезные потери. Особенно тяжелые - 160-я дивизия Скугарева, до двух третей состава. Да к тому же и прибыла дивизия на фронт не полностью. Примерно так же было и у генерала Бирюзова. У него к тому же почти не осталось артиллерии. У Гришина положение лучше: оба артполка в сохранности, потери, по сравнению с другими дивизиями, умеренные. Но так пока и не прибыли два батальона и по одному дивизиону от каждого артполка. Фактически в корпусе сил сейчас не больше, чем в одной нормальной дивизии. Части разбросаны на большом пространстве, со многими из них нет устойчивой связи, нет ее и со штабом армии. Не знал генерал Еремин и обстановки в масштабе армии. Впрочем, и у себя в корпусе ему далеко не все было ясно. По неподтвержденным данным, противник крупными танковыми силами выходит к Пропойску, имелись данные, что немцы заняли и Чаусы. То есть корпус фактически находится в полуокружении. Но Могилев держался прочно, эти сведения были точными.
Заслушав доклады командиров дивизий, генерал Еремин предложил всем высказаться по планам предстоящих действий. Все единодушно склонялись к тому, что выполнять ранее поставленную задачу - выйти на Днепр к Быхову бессмысленно. И принимать решение на отход было тяжело. Генерал Еремин подождал, пока командиры дивизий выскажутся, потом твердо положил ладонь на карту:
– Слушайте боевой приказ. Первое: разобраться в обстановке на участках своих дивизий, разыскать все части, установить с ними связь, привести их в порядок. Продумать для каждой маршрут отхода по рубежам. Второе: корпус отходит на восток районом южнее Чаус и выходит на Варшавское шоссе севернее Пропойска. Давайте наметим маршруты дивизий.
Все склонились к карте и генерал Еремин показал каждому комдиву маршрут выхода его дивизии до района сосредоточения севернее Пропойска.
– Третье, - продолжал он, - Двигаться только ночами. Беречь силы, крупных боев избегать. Время перехода - пять дней. То есть - к утру девятнадцатого быть в районе сосредоточения - лес южнее Ходоров. Я со своим штабом буду в дивизии Скугарева.
И, помолчав, немного, добавил:
– Все, товарищи. Все свободны, прошу отбыть к своим дивизиям.