Заплачено кровью
Шрифт:
– Командиров взводов к командиру роты!
– раздалась команда.
Все дружно хохотали.
– ... И одному взводу не хватило!
Вольхин так и не дослушал, что же такое приснилось их старшине.
– Взвод, котелки достать, обед будет, - сказал он и пошел к ротному.
К вечеру 11 июля полк Малинова после изнурительного семидесятикилометрового марша втянулся в село Сухари. Едва услышав команду "Привал!", бойцы валились на обочины. От хат уже спешили женщины с кринками, и в эти же минуты по селу понеслись крики: "Воздух!", "Воздух!". Группа самолетов на бреющем пронеслась над селом, стреляя из пулеметов.
Второй заход самолетов был встречен хоть и не дружным, но все-таки залпом винтовок и пулеметов. Третьего захода не было, большинство бойцов еще лежали, но кое-где уже слышался смех, неестественный, какой бывает после пережитого страха.
– Товарищ командир, один, кажется, подбили, к лесу потянул, - к Васильчикову подбежал лейтенант Христенко, командир зенитно-пулеметной роты.
– Разрешите сбегать, хвост дымный был, и сел недалеко, километра два, не больше.
– Давай, Христенко, и тащи его сюда, если живой.
Заметив, что младший политрук Иванов о чем-то разговаривает с бойцами своей батареи, замполит полка Васильчиков направился к ним. Младший политрук Иванов, или как называли его друзья-артиллеристы - Женя, недавний выпускник военного училища, нравился Васильчикову. Энергичный, разговорчивый, не как некоторые, что двух слов не свяжут. На батарее его уважали, и за дело.
– Ну что, ребята, пошерстил нас немец?
– спросил, подойдя, Васильчиков.
– Потерь на батарее нет, товарищ комиссар, все нормально, - ответил на одном выдохе младший политрук Иванов.
– Сержант Печенкин, расскажите, как действовали, - улыбнулся Васильчиков.
– Услышал команду "Воздух!", ну, соскочил с повозки - и в рожь. Сначала было, конечно, не по себе, особенно когда пулеметная очередь в нескольких метрах просвистела, но потом ничего, повернулся на спину и стрелял вместе со всеми. Кажется, даже лицо летчика видел. А, в общем, ничего особенного, товарищ комиссар, - улыбнулся сержант.
– Ну, молодцы, ребята. Действовали правильно и без паники. Политрук, позаботьтесь, чтобы бойцы отдохнули. Лошадей и орудия замаскировать, но быть в готовности к маршу.
– А ночевать разве не здесь будем, товарищ комиссар? Опять топать? послышался чей-то голос сзади.
– Пока задача была - прийти сюда, - уклончиво ответил Васильчиков. Он повернулся и зашагал по дороге к штабной машине.
– "Эмка" командира дивизии, товарищ полковник, - услышав шум мотора, выглянул из окна избы капитан Шапошников.
– Что тут у вас было? Опять бомбили?
– устало спросил полковник Гришин, войдя в избу.
– Дайте воды.
– Сел на лавку у стола.
– Все в сборе?
– Поднял глаза на стоявших перед ним командиров, жадно выпил кружку воды.
– Ставлю задачу. Все к карте. Противник форсировал Днепр. Да, уже, - сказал он, заметив удивленные взгляды окружающих.
– Еще вчера утром в районе Быхова. Положение там крайне сложное. Какими силами? Предположительно до дивизии. Сейчас накапливается на плацдарме. Нам приказано сбросить противника в Днепр... Людей накормили? Через...
– Гришин посмотрел на часы, - час сорок подъем и - вперед. Смотрите маршрут полка, - отчеркнул карандашом по карте.
– Двигаться в предбоевых порядках, батальонными колоннами. Артиллерии идти впереди, возможна встреча с танками. Итак, готовиться к маршу. Алексей Александрович, - повернулся Гришин к Яманову, которого он не видел с утра, и даже не удивился, что он тоже здесь, - выйдем покурить.
Встретился с удивленным взглядом Малинова, но ничего ему не сказал. Сели на чурбачки возле поленницы.
– Иван Тихонович, объясни, что за спешка идти на ночь глядя, - Яманов взмахнул папиросой.
– Люди хоть и бодрятся, но устали, все же третьи сутки на ногах. Если бы завтра здесь день постоять, то дивизию, может быть, всю и собрали бы, а так - неужели по частям в бой вступать будем? И еще двадцать километров марша!
– Обстановка настолько тяжелая, что даже часы сейчас все решают, нахмурился Гришин и жадно затянулся папиросой.
– У Быхова одна наша дивизия, да и та растянута километров на пятьдесят. Да, переподчинили нас сорок пятому корпусу Магона, я тебе о нем рассказывал.
– А генерал Еремин где?
– По последним данным, подходит к Чаусам, но что там у него неизвестно. Дивизия Скугарева выехала следом за ним, но еще ни одного полка не прибыло. О Владимирской дивизии вообще сведений никаких. Есть еще одна дивизия, 132-я Полтавская, генерала Бирюзова, но она только начала выгрузку в Чаусах. На завтра назначен общий контрудар, привлекается в общей сложности пять дивизий, но сил в них и на одну не будет. И попробуй сейчас организуй этот контрудар, на таком пространстве и в такой спешке. Гудериан нас ждать не будет. Если за эти два-три дня его здесь не сбросим в Днепр, выйдет танками на Варшавское шоссе и - прямиком на Кричев. У нас в дивизии хоть какой-то кулак. Маршал Тимошенко на нас в основном и надеется.
– Да, кулак... Пять батальонов пехоты. А участок какой? На нем и всей дивизии было бы слишком просторно. И где точный рубеж развертывания?
– Ну, давай еще уставы вспоминать, - Гришин, зло кусая губы, затушил папиросу каблуком сапога.
– Пойдем еще раз все прикинем по карте, и я к Смолину и Малыху, а ты за работу. Подумай, кого здесь оставить из штаба, пусть встречает остальных. Пехоту с артиллерией по общему маршруту, а тылы здесь попридержим.
Оба вошли в избу. Капитан Шапошников как раз ставил задачи командирам батальонов и батарей. Вдруг за окнами послышался громкий смех и крики, по-немецки, но женские.
– Что там такое? Похлебаев, посмотрите, - попросил Шапошников.
Через минуту в избу, едва сдерживаясь от смеха, вбежал старший лейтенант Похлебаев:
– Летчика со сбитого самолета привели, вернее - летчицу!
– Вот это да...
– Шапошников, едва сдерживая улыбку, посмотрел на полковника Гришина.
– Да такая нахалка - кусается, царапается, орет! Куда ее?
– А Потехин где? Сдайте ее ему, - распорядился Шапошников. Старший лейтенант госбезопасности Потехин был уполномоченным особого отдела в полку Малинова.
К полуночи 771-й стрелковый полк вышел из Сухарей, держа направление строго на юго-запад. На улицах села остались огромные копны из скаток и вещмешков - для скорости решено было все лишнее оставить на месте. Дорог был каждый час, поэтому пехота то и дело переходила на бег, ездовые не жалели вожжей, подгоняя свои упряжки с орудиями. Незаметно наступил рассвет, поднялось жаркое июльское солнце, а колонны полка без привалов проходили маленькие деревушки, стараясь миновать их быстрее и выйти на лесные дороги. Но с каждым часом темп марша падал, сказывались многосуточная усталость и бессонные ночи.