Запомни эту ночь
Шрифт:
Что бы ни уготовило им будущее — насколько она поняла, он не загадывал больше чем на три месяца, — она обязана ради их общего счастья вести себя честно и открыто. И утром надо будет начать разговор с ним с объяснения, что опьянило ее вечером не вино, а мысль о предстоящей с ним ночи!
Мишель подтянулась на локте поближе к Филиппу. Глаза ее привыкли к темноте, и она различала на подушке его красивую голову. Простыня закрывала его только до пояса, и Мишель не удержалась от соблазна дотронуться до его спины. Нежно проведя по его гладкой теплой коже между лопаток, она замерла, боясь, что разбудила его. Сердце сильнее забилось и во рту пересохло, когда она впервые осмелилась опустить руку ниже и провести ею по его бедру.
Он лежал, спокойно и ровно дыша, одной рукой прикрывая лицо, что дало ей возможность перебраться на его грудь, потом провести ладонью по плоскому животу и ощутить под пальцами жесткие завитки волос. Мишель замерла, ей трудно стало дышать. Хотелось опустить руку ниже, но она не решалась вторгнуться в святая святых. Неизвестно, как он к этому отнесся бы, если бы не спал. Переведя дыхание, она склонилась над ним и поцеловала его в плечо, ее грудь сразу напряглась, коснувшись его спины. Ей хотелось прижаться к нему, чтобы избавиться от нараставшей болезненной тяжести внизу живота. Не думая ни о чем, она подчинилась инстинктивному желанию. Он был так близок, ее желание было таким естественным. Она не могла понять, почему в свое время не ответила на его ласки. Теперь ей хотелось прижаться к нему всем телом, разбудить и заставить его дать ей облегчение, которое только он один мог дать ей.
А если он не захочет? Эта мысль охладила ее как ушат ледяной воды. Он может отвергнуть ее, как когда-то она отвергла его после той неловкости во время первой брачной ночи.
И она снова окажется в положении заброшенной и униженной…
Мишель горестно вздохнула. Впервые она поняла, какие страдания причинила тогда Филиппу и почему он старался впоследствии держаться от нее подальше. Слезы жгли ей глаза. Как же она могла так поступить с ним, если любила его так сильно? Почему вела себя как эгоистка, почему погрузилась в собственные переживания и не подумала о нем? Горечь сожаления пролилась непрошеной слезой на плечо Филиппа. Не задумываясь, она наклонилась и слизнула ее кончиком языка. Ей показалось, что он тихо застонал. Неужели она разбудила его? Или он уже давно не спит, а она просто не заметила? Мишель застыла в ожидании.
Жуткое напряжение сменилось облегчением, когда она услышала голос Филиппа:
— Трогай меня, Мишель.
Он не собирался мстить ей и не требовал убрать от него руки. Уже свободно, без опаски она прижалась к его спине, опустив руку туда, куда ей так хотелось. Он оказался настолько возбужденным, что Мишель содрогнулась всем телом и не успела ахнуть, как оказалась в его объятиях, а его узкие бедра скользнули между ее ног.
— Подожди… — Мишель освободила зажатую руку и провела ею по его лицу. — Я хочу сказать тебе… клянусь, что вчера я была пьяная не оттого, что много выпила… Меня опьянила мысль о предстоящей ночи с тобой…
Она так и не узнала, поверил ли он ей, потому что их губы слились в долгом эротическом поцелуе, пока она не начала задыхаться. Руки его без устали ласкали ее тело, и от этой сладостной пытки Мишель пришла в состояние экстаза. Без лишних слов он вошел в ее разгоряченное, жаждущее слияния тело. Кому нужны слова, когда два тела и две души, измученные разлукой, соединяются под покровом южной ночи?
— Трудно поверить, что ты и та женщина, на которой я женился, один и тот же человек. — В тихом голосе Филиппа звучали отголоски страсти, и Мишель сонно улыбнулась ему, растворяясь в его дымчато-серых глазах.
По его тону она поняла, что ему нравится эта женщина, с которой он лежит в постели, намного больше, чем та, на которой он женился. Ей не хотелось портить волшебное ощущение возникшей между ними близости, а то она спросила бы, почему же он выбрал в жены то неоформившееся кроткое создание, какой она была три года назад.
Ближе к рассвету они заснули в объятиях друг друга, а вскоре он разбудил ее поцелуями в закрытые веки. Воспоминание о прошедшей ночи, когда они не могли насытиться друг другом, словно изголодавшиеся люди, внезапно попавшие на банкет, наполнило Мишель сладкой истомой. Удивительно, подумала она, откуда что берется?! Как она, не имея опыта, ухитрилась так вести себя с Филиппом? Ей совсем не было стыдно полностью раскрываться в своем желании перед ним.
— Все те же прекрасные волосы, — шептал Филипп, пропуская сквозь пальцы разбросанные на подушке пряди ее волос, отливавших медью при солнечном свете. — Все те же глаза, похожие на темный янтарь с золотистыми вкраплениями… Но теперь они светятся, я так давно не видел у тебя таких счастливых глаз. — Кончиками пальцев он провел по ее щекам, обвел полураскрытые губы…
Мишель потянулась к нему и, обхватив его голову ладонями, прижалась к его губам. Она упивалась его поцелуем, чувствуя, как снова нарастает в теле желание. Когда же он оторвался от нее, она готова была заплакать.
— Подожди, дорогая, я еще не закончил инвентаризацию. Доставь мне такое удовольствие.
Желание было таким сильным, что по телу Мишель пробегала дрожь.
— Тебе нравится меня мучить? — произнесла она, положив ладонь ему на грудь.
— Обожаю! — нежно воскликнул Филипп. Его влажные серые глаза загадочно мерцали под густыми черными ресницами. — Обожаю трогать тебя, смотреть на тебя. Мишель, ты стала настоящей женщиной! — Он откинул простыню с ее тела. — Ляг на спину, позволь мне разглядеть тебя, — мягко скомандовал он. Ладони его неторопливо гладили ей грудь, талию, бедра, пока не сошлись на треугольнике рыжеватых волос.
Мишель снова потянулась к нему, изнывая от желания и инстинктивно раздвигая ноги, когда заметила возникшую между бровей морщинку, сжатые губы и мрачную тень, пробежавшую по лицу Филиппа.
Что-то не так. Он недоволен ее готовностью любить его? Но ведь он только что говорил… Обеспокоенная Мишель погладила его по щеке.
— Филипп…
Ее прикосновение, звук ее голоса — и хмурое выражение исчезло с его лица, застывшее было тело расслабилось.
Она успела заметить, как он покраснел, прежде чем с утробным рыком обрушиться на нее всем телом и продемонстрировать жажду обладания ею в полную силу.
Она и не знала, что так бывает, думала Мишель час спустя, когда они стояли вместе под душем, не в силах оторваться друг от друга. Оказывается, в физической любви скрывается коварная притягательность наркотика.
Пресыщенное любовью тело ныло от усталости, и она была едва способна передвигаться. Она даже глаза закрыла, когда Филипп укутал ее в махровую простыню и стал нежно оглаживать ее, чтобы впиталась влага с тела. Слава Богу, тень недовольства больше не омрачала его лица. А может, ей это только показалось?