Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека

Романов Роман Романович

Степень взаимной агрессии уже такова, что полюбовного разделения на нижний и верхний уровни, как в начале Дня Третьего, уже не может быть. Поэтому происходит разграничение двух ка­чественно разных частей стаи не по вертикали, а на плоскости. В Книге Бытия это символически зву­чит так: «И собралась вода под небом в свои места, и явилась суша. И назвал Бог сушу землею, а соб­рание вод назвал морями» /Быт 1,10/.

Как и в случае с «воздухом» и «водой», символизирующем любовь и надежду, «земля» в Биб­лии имеет свой символический смысл – психологическая субстанция веры. Однако, как и в преды­ду­щих случаях, нам следует полагать, что внешняя, буквальная форма связана с какими-то реальными обстоятельствами событий, приведших к появлению этого образа. Остается предположить, что речь как раз и идет о буквальном изгнании части стаи с суши на воду, точнее на деревья, растущие над водой. Причем в библейской реконструкции речь идет не просто о появлении суши, но и о том, что вода собралась. Здесь вообще-то логическое противоре­чие, поскольку это суша появилась, а вода под небом как бы уже была изначально. Поэтому можно предположить, что «собрание вод» - это на самом деле соединение вместе всех изгнанных из осно­в­но­го сообщества «младых дев».

Долгая дорога к морю

Итак, в первой половине Дня Третьего из вод многих родились суша и море. Мы пред­по­ло­жи­ли, что эти образы могут быть как-то связаны с переходом маргинальной, преследуемой части стаи к преимущественно водному образу жизни. Однако по зрелому размышлению это объяснение ка­жет­ся несколько натянутым, подгонкой под известную водную гипотезу. Во всяком случае, нам при­ш­лось бы также предположить одно весьма и весьма случайное, маловероятное обстоятельство, будто наш тропический Лес находился непосредственно рядом с большим озером или морем. Однако, ско­рее, наоборот – для «зачатия» человечества и начала антропогенеза наиболее вероятным было бы со­че­тание тропического леса с холмами и скалами, давшими ма­те­риал для первых каменных орудий.

Хотя буквальная связь Дня Третьего с каким-то «лукоморьем» должна быть, но причина и сле­дствие могут вполне поменяться местами. Первичным является разделение духовного, внутреннего мира на две качественно отличные психические субстанции, символами которых являются «земля» и «вода». А уже следствием этого разделения психики является не менее глубокое разделение стаи на две части, весьма неравнодушные друг к другу в смысле ненависти – оборотной стороны настоящей неразделенной любви. А уже это разделение станет причиной изгнания «юных дев» с твердой земли.

Так что же такое «суша» или «земля» с точки зрения библейской символики? И почему эта си­мволическая «суша» рождается из «воды»? Наиболее логично выглядит известная взаимосвязь между двумя духовными субстанциями: «Вера есть осуществление ожидаемого и уверен­ность в невиди­мом» /Евр 11.1/, где ожидаемое и есть надежда, а невидимое – любовь. В нашем конкретном случае первого явления Веры осуществилась надежда многих поколений девственниц на пол­ную эманси­па­цию. Теперь во главе стаи не просто вожак, но одно­в­ременно и «первосвященник», обладающий всеми атрибутами как светской, так и духовной власти. В одной руке у него Артефакт, он же «жезл», в другой руке – «держава», заостренный с одной стороны булыжник.

Стереотипы поведения стаи дополнились сложными инстинктами – «трудовым» ин­с­тинктом обработки дерева и каменных орудий, а также возрожденными от далеких предков инстинктами мел­ких хищников, обладающих теперь более крупными телами и развитыми мозгами, а главное – весьма острыми и тяжелыми орудиями убийства, опробованными во внутрисемейных конфликтах. Так что первобытная стая пралюдей становится еще более полным хозяином тро­пического Леса, вытесняя за его пределы всех конкурентов и небольших хищников. А крупные хищ­ники в тропическом лесу и так не водятся, не проберутся сквозь сетку корней и лиан. То есть при­об­ретенное приматами новое ка­чество организации и индивидуального развития опять возвращает Лес к состоянию экологического кризиса перенаселения. Если исходный Лес достаточно большой, то могло произойти постепенное разделение на несколько отдельных стай, разделенных какими-то естественными границами (ре­ками, горами) и достаточно быстро вытеснивших из всего Леса остальных приматов и хищников. Тем не менее, для наших умозрительных целей будет достаточно рассуждать об одной стае, полностью конт­ролирующей весь тропический Лес.

Казалось бы, все в порядке, надежды многих поколений свершились и обратились в веру, ук­репившую единство стаи. Никаких внешних врагов у стаи больше нет, живи себе и размножайся. Но в том-то и дело, что влажный тропический лес весьма продуктивен в части листвы, стволов и корней, но довольно скуп на съедобные плоды, ягоды, корешки или побеги. Поэтому пер­во­на­чальной стае и приходилось постоянно патрулировать большую территорию, чтобы посте­пенно перемещаться от участка к участку по мере созревания плодово-ягодной пищи. И при­шлось вырабатывать внутри стаи строгий порядок доступа к трапезе – вожак, фаворитки, дети фаво­риток, фавориты фавориток и лишь затем остальные. Но самое главное – пришлось выработать дис­циплину постоянного наблюдения и быстрой мобилизации вокруг вожака, чтобы в любой момент сообща напасть на конкурентов, по­ку­шающихся на угодья стаи.

Этот сложный инстинкт вытеснения чужаков будет работать тем более эффективно и авто­ма­тически в обновленной стае более крупных, хорошо размножающихся, а потому вечно голодных при­матов. Поэтому особи, относящиеся к нижним слоям иерархии, в том числе пони­жен­ные за ссору с руководством, были бы обречены на скорую гибель. Если бы в обновленной пси­хике стаи не был теперь запрограммирован бунт. Любое ущемление социального статуса у потомков «дев» означает выпадение из тра­ди­ци­он­ного круга инстинктов и возобновление действия довольно агрессивных и маниакальных стереотипов. А значит, вновь возоб­нов­ля­ется и растет маргинальное сообщество дев­ственниц, которые изготовляют себе альтернативный Артефакт и начинают точить бо­евые топоры против вожака основной стаи.

Однако мы помним, что в новой системе символов обладание Артефактом – есть атрибут во­жака. Появление другого вожака или «жрицы» с Артефактом означает сигнал «чужие», и влечет не­ме­дленную инстинктивную реакцию ревности всей стаи. Основная часть стаи бросает все дела до тех пор, пока не изгонит конкурентов за пределы своего Леса. Если во главе отколовшейся части будет самец, то речь идет просто об уходе новой самостоятельной стаи. Но если отко­ловшаяся часть фор­ми­ру­ется на основе стереотипов, инстинктов поведения агрессивных «юных дев» образца вечера Дня Второго, то полного разделения не будет. Для такой «стаи ведьм» вожак и другие самцы основной стаи остаются предметом инстинктивного влечения, но эта «неразделенная любовь» оборачивается яростной ненавистью, побуждающей, как минимум, к бурному само­вы­ражению в вокальной сфере. Приближаться к основной стае на расстояние видимости наши первобытные «сирены» опасаются, но в пределах слышимости стараются выразить в «песнях» весь диапазон переполняющих их чувств.

Итак, бесповоротное изгнание наиболее упорных в своих заблуждениях «девственниц» из род­ного тропического Леса – еще одно важное Событие антропогенеза, знаменующее сумерки вечера Дня Третьего. Теперь самое время обратить внимание на описание второй половины Дня Тре­тьего в Книге Бытия: «И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя…дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод, в котором семя его на земле» /Быт 1,11/.

Казалось бы, ну что в этом описании интересного? Воссоздавая картину сотворения мира, Мо­исей обязан был разъяснить, когда были созданы растения. Однако мы уже договорились, что во вре­мена пророков понятия о спекулятивной интерполяции между исходным и конечным состояниями не существовало в принципе. Это для рационального европейского интел­ли­гента будет естественным за­подозрить пророка в баналь­ной дидактике. Для творческих людей, испы­тавших силу интуитивных прозрений, гораздо легче поверить в то, что Откровение Книги Бытия не содержит ни одной лишней детали, ни одного лишнего образа, кроме продиктованных свыше, из глубин коллективного Опыта. Поэтому мы обязаны объяснить, что означает символика травы и деревьев, и почему она относится именно к вечеру Дня Третьего.

Теперь представим себе, чем в первую очередь должны были заняться изгнанные из привыч­но­го Леса девственницы, кроме самообороны от хищников и других видов при­ма­тов, обитающих в про­межуточных экологических нишах между Лесом и саванной? Разумеется, глав­ным занятием должно быть добывание пищи, причем именно растительной – ягод и корней травы, плодов деревьев. Потому что героини нашего детективного романа пока еще оста­ются строгими вегетарианками.

Голод – не тетка, а потому «пятиминутки ненависти» в виде песнопений на опушке Леса, пере­межаются поисками съестного естественным методом проб и ошибок. Постепенно передовой отряд, волей судеб выдвинутый в новую для прачеловека экологическую нишу, ценой немалых жертв начи­нает различать среди новых плодов и ягод съедобные и ядовитые, подсматривает у мест­ных оби­та­те­лей, где можно выкопать съедобные корни. А еще отрабатывает на практике новые так­тические схе­мы защиты своей новой территории от конкурентов и хищников. Так что расшифровка символики в данном случае, как в анекдоте про Фрейда: «иногда банан – это про­сто банан». Трава и деревья из си­мволики Дня Третьего – это дейст­вительно отраженный в «кол­лективном бессознательном» опыт освоения новых видов растительной пищи и от­дельно стоящих деревьев как убежищ.