Заповедник гоблинов: Фантастические романы

Саймак Клиффорд Дональд

— Нет, дело не в великане, — сказал Харкорт, — хотя он, наверное, умер мучительной смертью. Должно быть, от жажды. Его приковали там и бросили, и он высох, как лист, упавший с дерева.

— Но если дело не в великане, то в чем же?

— В кресте! — выкрикнул он.

— В кресте?

— На кресте умер наш Спаситель.

— Ну и что? С тех пор еще многие умерли на кресте.

— Крест для нас священ, — сказал он. — Мы молимся перед ним. Мы носим его на шее. Мы венчаем им наши четки. Это святое орудие смерти. Очень плохо, что и другие, как ты говоришь, тоже умирали на кресте.

Но великан? Чтобы Нечисть умирала на кресте?!

Она обняла его за плечи и прижала к себе.

— И ты страдал из-за этого? — сказала она. — И никому ничего не говорил?

— Кому мне было об этом рассказать?

— Сейчас ты рассказал об этом мне.

— Да, — ответил он. — Я рассказал об этом тебе.

Она убрала руку с его плеч.

— Прости меня, мой господин. Я только хотела тебя утешить.

Он повернулся к ней, охватил ее лицо руками и поцеловал.

— Ты меня утешила, — сказал он. — Я так нуждался в утешении. Наверное, я глупец, что так расстраиваюсь…

— Ты не глупец, — сказала она. — В тебе есть какая-то неожиданная доброта, и за это все должны тебя любить.

— Имей в виду, — сказал он, — что я смог рассказать об этом только тебе.

Он сам не знал, зачем это сказал. Ему пришло в голову, что это неправда. Он мог бы рассказать аббату. Нет ничего такого, о чем он не мог бы рассказать аббату. Однако об этом он аббату все же не рассказал.

— Я должна кое о чем с тобой поговорить, — сказала она, — Нэн все время присматривалась ко мне, и очень внимательно. И пыталась меня расспрашивать. Конечно, исподволь, чтобы это не бросалось в глаза. Но в том, что она говорила, таились вопросы.

— Ты ей ничего не сказала?

— Ничего. Ты же сам мне ничего не говорил. Но из того, о чем разговариваете вы трое, из случайно оброненных слов я поняла.

— Я не собирался ничего от тебя скрывать, — сказал Харкорт. — Я просто…

— Да нет, ничего страшного.

— Как ты думаешь, Нэн хотела расспросить тебя о нашей цели?

— Мне так показалось. И вот еще что. Она не та, за кого себя выдает.

— Что ты хочешь сказать?

— Она одевается в лохмотья, ходит босая, у нее всклокоченные волосы, к которым она не притрагивается гребнем. Она хочет, чтобы мы считали ее просто старой каргой. Но все равно видно, кто она на самом деле.

Харкорт заинтересовался.

— А кто она, по-твоему, на самом деле?

— Когда-то она была благородной дамой. Очень благородной. Такой благородной, что теперь не может этого скрыть. Кое-какие обороты речи, когда она не следит за собой, отдельные движения, манеры. На пальце у нее перстень с камнем, и она хотела бы, чтобы мы считали камень дешевой стекляшкой. Но я знаю, что это не так. Могу поклясться, что это рубин чистейшей воды.

— Откуда ты знаешь?

— Любая женщина тебе сразу скажет. Не мужчина — мужчины на такие вещи не обращают внимания.

— Надо будет взглянуть, — заметил Харкорт, — Хорошо, что ты мне об этом рассказала. А теперь пойдем, пора ужинать.

Ужин был готов, и аббат уже приступил к еде.

— Я слишком проголодался, чтобы дожидаться вас, — сказал он, — Садитесь и скажите, как вам понравится угощение.

Наша приятельница Нэн — необыкновенно искусная повариха. Кому еще могло бы прийти в голову поджарить нарезанное мясо с натертым сыром, кусочками сала и травами, собранными в лесу, и все это как следует перемешать? Получилось очень вкусно.

И он снова набил полный рот.

— Этот старый козел уже почти такой же, как раньше, — сказал Шишковатый.

— Если не считать того, что у меня по всему телу зуд от твоей гнусной мази, — проворчал аббат.

— Завтра мы дойдем до храма, — сказала Нэн. — Не рассчитывайте, что после этого я смогу вас кормить, — мне будет некогда, буду собирать коренья и травы.

К вечеру следующего дня, поднявшись на вершину холма, они увидели храм.

— Вот он, — сказал аббат. — Вот наконец этот храм, куда мы столько времени пробиваемся по этой нечестивой стране.

Храм стоял в небольшой долине, по которой извивался прозрачный ручеек. Он был окружен вековыми деревьями, почти скрывавшими его от глаз.

— Мы устроим здесь привал, — сказал Харкорт, — а туда пойдем утром. Я не хочу блуждать в темноте.

Глава 21

Храм был огромен — Харкорт еще никогда не видел такого величественного здания. Каменные стены колоссальной высоты были увенчаны уходящими ввысь башнями, и даже башни казались столь же массивными, как и несущие их устои. Над стенами возвышались крутые скаты крыш, причудливо пересекавшиеся под всевозможными углами по прихоти неведомого зодчего. Утреннее солнце отражалось в красных, зеленых и синих витражах. Все здание дышало былой роскошью и неумирающим величием. Глядя на него, Харкорт не мог не подивиться тому, как могли такое выстроить обыкновенные люди.

Вокруг храма шла невысокая каменная ограда, кладка которой казалась грубой и примитивной рядом с великолепно выложенными стенами самого храма. Кое-где она обвалилась, и видно было, что за ней растет множество плодовых деревьев, многие из которых стоят в полном цвету.

Торжественной цепочкой путники двинулись вдоль южной части ограды к западу. Немного не доходя до места, где ограда поворачивала на север, оказался пролом, через который можно было подойти к храму. Они обошли западный угол здания и вышли на мощеный двор, откуда поднимались ко входу в храм широкие каменные ступени. Одна из створок тяжелых дубовых дверей сорвалась с петель и лежала на камнях, другая, косо висевшая на месте, была полуоткрыта. С карниза над дверью на путников смотрели оскаленные морды горгулий.

Взглянув на них, Харкорт не то чтобы заметил, а скорее почувствовал, что в них есть нечто странное. Часть их выглядела как-то не так, как другие, — они казались более гладкими и округлыми. Он присмотрелся внимательнее, но не мог понять, есть между ними разница или это ему только почудилось.

— Иоланда, — сказал он девушке, стоявшей рядом, — по— моему, с этими горгульями что-то не так. Они как будто разные.

— Они и не должны быть одинаковые, — ответила она. — Горгульи всегда не похожи друг на друга. Скульптор всегда дает волю фантазии и придает им разное выражение.