Заповедник "Неандерталь". Снабженец

Осенний лес вкусно пах листвяной прелостью и грибами. Небо пасмурно обложило тучами. Воздух влажен, что и не удивительно: ближайшее отсюда село называется ««Мокрое»». А народ наш просто так названий не даёт. Но зато тут хорошее грибное место. Хотя и осень, но еще тепло и не дождливо. Самая грибная погода. Я сюда уже лет десять езжу за грибами. Летом на засушку. Осенью на засолку.

Бросаю машину недалеко от асфальтового шоссе, что идет от Смоленского тракта к бывшему совхозу, куда меня еще студентом гоняли ««на картошку»», и прямо топаю

по недостроенной дороге к садовому кооперативу. Дорогу эту начали и забросили в середине девяностых. Садовое товарищество было от какого-то медицинского НИИ – откуда у медиков деньги, когда всё в разы подорожало кроме зарплат. Тройка торопыг успела поставить себе садовые домики на бывшем пахотном совхозном поле, поделенном на участки по десять соток, а остальное поле так и зарастает редколесьем. Кому нужно всё это без нормальной дороги? А по этому безобразию на ««пузотёрке»» не проедешь. Не у всех же ««Хантеры»» или «Нивы»». Не говоря уже о навороченных иномарках – проходимцах.

Ухожу пешком по этой недодороге до несостоявшегося садового товарищества и обратно вдоль ней же, только не спеша и уже по лесу. Пока до машины дотопаешь, две корзины с верхом отборных грибов. И домой, добычу перерабатывать. Много ли одинокому пенсионеру надо? Так. Зимой прокормиться, полакомиться. Заодно по лесу прогуляться. Провоздухаться. Хоть раз в год.

Всё как всегда было, пока не наткнулся я на откровенный криминал. Мужика лет так сорока кто-то привязал к дереву, руками распяв за ветки. Нормального с виду мужика, хоть и раздетого почти догола. Тело чистое, без татуировок. Причёска короткая, лица не видно – голова упала на грудь. Кожа на пузе поцарапана чем-то острым. Следы от ожогов мелкие как от сигарет. Ужаснах, одним словом.

Бросил корзинки, и грибным ножиком стал пилить сыромятные ремешки, которыми мужика к дереву привязали. Пилить было тяжело, хотя нож грибной перед выходом я всегда точу. Но перепилил: сначала ноги, примотанные к стволу, потом руки, примотанные к ветвям. Тяжело было. Вторую руку освобождал, держа мужика на себе, на плечах – у того ноги от земли были примотаны на высоте сантиметров сорок примерно. Если не придержать, руку точно бы ему покалечил.

Положил жертву неведомых изуверов на мох и стал массировать ему затекшие запястья. Сволочи. Примотали, а не прибили, к примеру, гвоздями, чтобы подольше жертва мучилась. Умирала долго.

Слава богу, убийцы ленивые были, далеко в лес не пошли, а то бы и я мимо проскочил. Не заметил бы.

Мужик застонал. Жив, слава богу. Вовремя я успел.

Вынул из рюкзачка металлическую фляжку плоскую с водкой (всегда с собой беру на выезд, на всякий случай) и влил ему в рот, разжав непослушные губы, грамм тридцать где-то.

Откашлявшись, мужик спросил.

– Ты кто?

– Грибник, - ответил я. – А вот ты кто?

– Проводник, - ответил он.

– За что тебя так?

– Не за что, а почему, - ответил он усмехнувшись. – Проводить их не захотел. Плохие они люди оказались. Не должен я таких к своим вести. Не должен. А оторваться от них я не успел.

– За своих, значит, муку принял аки Христос? – сдвинул я кепку на затылок.

–

Так кто же за чужих будет муки принимать? – блеснул мужик глазами. – Ты видел таких? Я – нет. Воды дай, а то от водки жжёт. У вас её из скипидара гонят, что ли?

Как-то мы сразу перешли на ««ты»» и не испытывали от этого никаких стеснений.

Пока искал воду в рюкзачке, осмотрел мужика. Лицом он был брит, с двухдневной где-то щетиной. Лицо чистое, не считая синяков. Глаза мне его понравились: ясные, лучистые, серые, со стальным отливом. Честные глаза. Хотя, мошенники на доверии именно тем и берут, что располагают людей к себе честным видом.

– Подними меня, - попросил проводник.

– Тебе врачей сюда вызывать надо, а не подниматься, – возразил я, отбирая у него пластиковую бутыль с газировкой.

И уже полез в карман за мобильником.

– В дупу ваших врачей!
– сказал он, как выплюнул.
– Мои врачи лучше. До них только добраться надо.

– И далеко добираться? – поинтересовался я.

– Это, смотря, где мы сейчас находимся. Меня сюда в багажнике везли.

– От Москвы чуть больше ста сорока километров ровно на запад. До машины моей чуть меньше километра. Дойдёшь ли? – усомнился я.

Он на минуту задумался, а потом решительно высказался.

– Давай, попробуем.

Приподняв мужика под мышки, я неожиданно сильно саданулся с ним лбами и потерял сознание.

Очнулся в глазах небо в алмазах и всё плывёт и кружиться. Но оклемался. Вроде как без последствий.

Поднялись и, поддерживая друг друга, побрели. Не лесом. На дорогу эту недостроенную вышли. Странная на вид из нас парочка получилась. Я во всём осеннем прикиде и он только в семейных трусах сатиновых, как Порфирий Иванов когда-то рассекал – учил бессмертию пока не помер. С обоих боков такой фигуры по корзинке плетёной из ивы торчит полной грибов. Но лес был безлюден и шоссе пустынно. Некому было над нами смеяться, а тем более издеваться.

Не сказать, что мне легко это далось, всё же шестьдесят шестой год мне пошел. Не мальчик, такие тяжести таскать в неудобных позах.

Сели в мой старенький ««фольксваген»», что доживал свой срок вместе со мной. Дух перевели. Перед этим я мужика одел в офицерскую плащ-накидку, которую всегда в багажнике вожу, чтобы его голым видом окружающих не пугать. И подумал, что по дороге, в Можайске, к примеру, надо бы его всё же в местную больничку определить. И в полицию сообщить о том, что произошло изуверское покушение на убийство.

Дорога была пустая, асфальт недавно ремонтировали и не успели ещё раздолбить. Ехать просто лепота. Но, немного не доезжая до Можайской трассы, моя ««Джетта»» влетела внезапно в радужный пузырь, неведома как образовавшийся перед капотом.

Я по тормозам, а спутник мой орёт.

– Дави на газ, иначе пополам нас разрежет.

– Куда давить?

– Ко мне домой, - ответил он.

– А обратно как? – заорал я, почуяв неладное.

– Также как и сюда. Только уже сам. Ты теперь тоже проводник, – сказал он и откинулся на подголовник. – Можешь сам ходить, можешь других водить. А мне пора на покой.