Заповедное место
Шрифт:
— Я не умею выдумывать красивые фразы, — сказал Адамберг, набирая номер лейтенанта Мая. — Динь? Это Жан-Батист. Спасибо за открытку, которую ты прислал мне в декабре.
— Сейчас у нас июнь. Но ты всегда был медлительным. А медлительный человек делает все не так скоро, как быстрый. Ты сообразил, что мы с тобой занимаемся одним и тем же делом? Делом Воделя?
— У которого так удачно нашли гильзу под холодильником?
— Да, но тот, кто ее подбросил, допустил оплошность: оставил на коврике карандашные стружки, которые пристали у него к подошвам. Не беспокойся, мы не стали
— Динь, мне не хотелось бы, чтобы вы нашли его слишком быстро. Лучше бы вы действовали… ну, скажем так: с умеренной быстротой. Или даже с некоторой медлительностью.
— Почему?
— Я не могу тебе сказать.
— Ага. Мудрец не делится сокровенным с глупцом. Подожди минутку, я выйду из комнаты. Что ты хочешь? — спросил Динь короткое время спустя.
— Чтобы ты немного притормозил.
— Это не по правилам.
— Совсем не по правилам. Динь, давай вообразим, что какой-то гад столкнул меня одетого в озеро дерьма.
— Бывает.
— И что я погружаюсь на дно. Можешь зримо представить себе эту сцену?
— Как если бы я был рядом.
— Прекрасно. Вот и представь себе, что ты — рядом. Прогуливаешься и занимаешься левитацией на берегу этого озера. А теперь представь, что ты протягиваешь мне руку.
— То есть погружаю собственную руку в дерьмо, чтобы вытащить тебя, и сам не знаю, зачем я это делаю?
— Вот именно.
— Объясни поконкретнее.
— Когда карандашные стружки отправят в лабораторию?
— Примерно через час. Коллеги заканчивают упаковку остальных образцов.
— Сделай так, чтобы стружки туда не попали. Дай им двухдневную отсрочку.
— И как я это сделаю?
— Какой величины контейнер со стружками?
— Примерно с тюбик губной помады.
— Кто повезет образцы в лабораторию?
— Бригадир Керуан.
— Поезжай вместо него.
— Мы с ним совсем не похожи, он бретонец.
— Отправь бретонца на срочное задание, а с образцами поезжай сам. Поскольку в этом тюбике губной помады особо важная улика, ты не поместишь его с остальными образцами, а для большей надежности положишь в карман куртки.
— А потом?
— По дороге ты внезапно заболеваешь. Подскакивает температура, начинает кружиться голова. Ты отдаешь экспертам весь материал, кроме тюбика, возвращаешься в комиссариат, говоришь, что тебе плохо и ты поедешь домой. Следующие два дня ты лежишь в постели, на тумбочке — куча лекарств и ни крошки еды: тебя от всего воротит. Но это — для видимости, для тех, кто придет тебя навестить. А на самом деле ты имеешь право вставать.
— Большое спасибо.
— Из-за этого внезапного недомогания ты напрочь забыл о тюбике, который лежит у тебя в кармане. На третий день тебе уже лучше, в памяти восстанавливается логическая цепочка: контейнер, лаборатория, карман куртки. Есть два варианта развития событий. Либо какой-нибудь въедливый лейтенант обнаружит, что тюбик не попал в лабораторию, либо никто вообще ничего не заметит. При любом варианте ты отдаешь тюбик, объясняешь свою забывчивость болезнью и приносишь глубокие извинения. Так мы выиграем от полутора до двух с половиной дней.
— Это ты выиграешь,
— Ты получишь два дня отдыха — четверг и пятницу, которые плавно перетекут в выходные. А также право рассчитывать на ответную услугу.
— Например?
— Например, на помощь, если на месте преступления найдут прядь твоих прямых черных волос.
— Понял.
— Спасибо, Динь.
Во время этой беседы Данглар принес из своего кабинета бутылку и поставил прямо на стол Адамберга.
— Так хоть честнее, — заметил Адамберг, указывая на бутылку.
— Должен же я ее закончить, раз собираюсь перейти на красное.
— Лусио бы это одобрил. Либо заканчивай то, что начал, либо не начинай совсем, говорит он.
— Вы в своем уме? Обращаться к Диню с такой просьбой! Если об этом узнают, вам крышка.
— Мне и так крышка. Но об этом не узнают, ибо человек Востока не станет болтать, словно какой-то легкомысленный дрозд. Так он написал в одной из своих открыток.
— О'кей, — сказал Данглар, — это дает нам преимущество в пять или даже шесть дней. Где вы остановитесь в Кисельево?
— Там есть небольшая гостиница.
— Не нравится мне это. Вы едете один, а путешествие будет опасным.
— Со мной же поедет ваш внучатый племянник.
— Владислав — не боец. Не нравится мне это, — повторил Данглар. — Кисельево, черный туннель.
— И опушка леса, — с улыбкой произнес Адамберг. — Вы до сих пор ее боитесь. Даже больше, чем Кромсателя.
Данглар пожал плечами.
— Который шляется неизвестно где, — негромко добавил Адамберг. — Ушел на все четыре стороны.
— Вашей вины тут нет. Скажите, что мы сделаем с Морданом? Вытащим его из норы? Встряхнем его как следует? Выбьем из этого предателя признание?
Адамберг встал, перетянул две папки, зеленую и розовую, широкой резинкой и закурил, не вынимая изо рта сигареты и сощурившись, чтобы дым не попал в глаза. Так курил его отец, так курил Кромс.
— Что мы сделаем с Морданом? — медленно повторил он. — Прежде всего позволим ему освободить дочь.
XXVIII
Рюкзак Адамберга был застегнут, передний карман оттопыривался — в нем находились три досье, французское, австрийское и английское. Когда Адамберг снова вошел в кухню, в памяти замелькали отрывочные картины: озаренная утренним солнцем фигура Кромсателя, их долгое противостояние, момент, когда он дал этому типу спокойно уйти. Иди, Кромс, иди. Убивай снова, убивай без всяких опасений, ведь комиссар и пальцем не пошевелил, чтобы остановить тебя. «Запрет на действие», — сказал Жослен. Возможно, это проявилось у него еще раньше, в воскресенье, когда он замешкался и позволил Эмилю сбежать, — если дело обстояло именно так. Но теперь с запретом на действие покончено. Человек с золотыми пальцами избавил его от этой беды. Теперь он готов спуститься в черный туннель в Кисилове, проникнуть в недра этой деревни, ревниво оберегающей свою тайну. Пришла хорошая новость из больницы, куда перевели Эмиля, — у него спала температура. Адамберг застегнул на запястье ремешки часов и взялся за рюкзак.