Заповедными тропами
Шрифт:
Уже близко я подошел, вдруг вижу: на тот самый куст камышовый кот лезет, добирается до моего селезня. Мне бы ружье с плеча сорвать да пальнуть бы по вору, а я совсем растерялся. «Куда, куда лезешь!» — кричу, хотел было закричать, что селезень — мой, как будто на куст не кот, а мальчуган лезет. Сообразил я тогда, что веду себя глупейшим образом, да было уже поздно. Заслышав мой крик, кот поспешил лапой подтянуть селезня к морде, схватил его в зубы и спрыгнул в густую колючую чащу. Побегал я кругом зарослей, сверху и снизу осмотрел их и, убедившись, что, кроме нескольких перьев, кот мне ничего не оставил, стал пробиваться к воде, где лежала вторая убитая утка. Только и второй утки на месте не оказалось. И увидел я тут, что весь грязевой заплесок между урезом воды и колючим ежевичником сплошь истоптан бесчисленными мелкими следами круглой формы. «Эге, — думаю, — да тут, видимо, бойкое место для котов и шакалов. Пожалуй, стоит сюда вечерком прийти и до темноты посидеть в засаде». И после этого решения я отправился домой, но не прямой дорогой, а опять вдоль протоки, а потом вдоль озера. Мне хотелось взамен пропавших уток добыть новых.
Ждать наступления вечера мне показалось скучным. После обеда я дополнил свой патронташ четырьмя патронами некрупной картечи и не спеша зашагал к знакомому месту. Протока была расположена недалеко от дома, и я пришел туда еще задолго до вечера и в ожидании зари решил с подхода пострелять уток.
После ряда случаев я вполне убедился, что камышовые кошки совсем не боятся выстрелов. Напротив, в надежде подобрать потерянных уток они подходят к местам, откуда недавно доносилась стрельба охотников. Я подошел в одном месте к самой воде, взглянул вдоль протоки и метрах в ста впереди заметил целую стайку плавающих чирков. Если сделать небольшой обход зарослей и вновь подойти к протоке, можно приблизиться к чиркам на верный выстрел. Пять минут спустя я осторожно обогнул кусты, нашел проход и вновь подошел к воде. И хотя на этот раз чирки оказались от меня довольно близко, они вели себя так странно, что я не выстрелил и, желая выяснить, в чем дело, замер на месте. Для меня было несомненным, что, когда я вышел из прибрежных кустарников, утки меня заметили, но почему-то не обращали внимания. Высоко подняв головы, они собрались в необычно тесную стайку и продолжали плыть, приближаясь ко мне, причем то быстро, то медленно, то вертясь на одном месте, как будто их кто-то временами подгонял сзади. Их внимание целиком сосредоточилось на противоположном береге, и как только я взглянул в том направлении, сразу понял, в чем дело. По заплеску, не сзади чирков, а на одной с ними линии, не торопясь шагал крупный камышовый кот. Он вел себя так, как будто кроме него, кота, здесь не было никого живого. Он не торопясь шагал у самого уреза воды, то останавливался и смотрел куда-то вверх и в сторону, то начинал сладко потягиваться. Чирков, вертевшихся в двадцати шагах от него, он не видел, ни разу не взглянул в том направлении; их вообще для него не существовало. Это, конечно, был прием, хитрость хищника, но интересно, что, применяя хитрость к чиркам, он сам вел себя невероятно глупо.
Стараясь не смотреть на уток, он и меня не замечал, хотя я и стоял на совершенно открытом месте. Одним словом, на этот раз кот перестарался, и это было мне на руку. Но вот досада. Я не надеялся на встречу с котом до вечера и зарядил свое ружье самой мелкой утиной дробью. Разве годна она на крупного, сильного зверя! Я, конечно, не забыл, что перед выходом из дому сунул в патронташ патроны, заряженные картечью, но я не мог шелохнуться. Ничтожным движением я тотчас же выдал бы свое присутствие, и осторожный кот шмыгнул бы в заросли. А кот тем временем шагал вперед; неподалеку от него, все ближе ко мне — охотнику — подплывали чирки. Я был удивлен их поведением. Но вот ждать больше нечего — зверь не может подойти ближе. Я вскинул ружье и один за другим нажал оба спуска. Одновременно с резким звуком двух частых выстрелов кот, как стальная пружина, подпрыгнул вверх на отмели и, едва коснувшись земли, исчез в зарослях. «Фрры-ко-ко-ко», — услышал я взлет и крик турача в следующую секунду. Это кот, продираясь сквозь колючую чащу, спугнул птицу. Но не в этом дело. Я и без того предвидел, что не застрелю кота мелкой дробью. Меня поразило поведение чирков. Когда я выстрелил, они были от меня совсем близко. Но вместо того чтобы, взлетев в воздух, шарахнуться от человека, от огня и грома страшного огнестрельного оружия, они рванулись ко мне и, промелькнув над самой моей головой, исчезли из виду. Прыгнувший кот им был несравненно страшнее стреляющего человека. Впрочем, что ж тут особенного. Вероятно, чирки в Закавказье чаще подвергаются нападению камышовых кошек, нежели стрельбе охотников. У страха глаза велики. «Страшнее кошки зверя нет», — вспомнил я, стоя на берегу опустевшей протоки.
Глава девятая
ВСПЫШКА ГНЕВА
Однажды зимой, в теплый, почти жаркий день, какие нередко выдаются у нас в Закавказье, я набродился по болоту за бекасами и решил отдохнуть и позавтракать. После недавно прошедших сильных дождей почва была настолько насыщена влагой, что для отдыха я вынужден был взобраться на стог соломы. Этот стог одиноко стоял на краю сжатого рисового поля. Отсюда мне открылся типичный зимний ландшафт нашего Закавказья. Широкая равнина, покрытая бурой, а местами и багровой прошлогодней травой, на близком горизонте подступала к желтой стене тростниковых зарослей. Влево виднелся небольшой азербайджанский поселок. Тутовые деревья с обрубленными вершинами да причудливые, обвитые диким виноградом ветлы окружали его со всех сторон; сквозь эту поросль только местами проглядывали одинокие домики.
Приятно отдохнуть после утомительной ходьбы по болоту, но особенно приятен отдых, когда его удается совместить с интересными наблюдениями. Так именно и получилось в самом начале. Неподалеку от стога паслись буйволы, затем сюда же прилетела большая стая зимующих скворцов и с шумом опустилась на сжатое поле. И вот, отдыхая, я смог наблюдать, как веселые, подвижные птицы вели себя по отношению к домашним животным. Одни из них суетливо бегали среди стада, другие взлетали на спины буйволов, копались в их шерсти клювами или, трепеща крыльями, распевали свои простенькие зимние песенки. Буйволы никак не реагировали на поведение птиц.
Однако на этот раз мне не удалось продлить свои наблюдения. К стаду подошел парень, и с его появлением скворцы с шумом поднялись в воздух и улетели.
Отыскав в стаде крупного буйвола, парень погнал его по дороге к селению. Буйвол покорно подчинился воле человека, но шел своей обычной медленной походкой, едва передвигая ноги. Эта медлительность раздражала парня, и он ударами палки старался заставить животное идти быстрее. Один за другим удары сыпались на бока и спину могучего зверя, но, увы, без всякого результата. Он положительно не реагировал на побои и продолжал идти таким же медленным и размеренным шагом.
— Зачем бьешь напрасно скотину? — вмешался я, приподнимаясь на стоге. Тот на мгновение остановился.
— А тебе какое дело? — огрызнулся он. — За дело, значит. Нужно, и бью; тебя спрашивать буду, что ли?
И, нагнав буйвола, он вновь начал наносить ему жестокие удары палкой.
— Смотри, председателю колхоза пожалуюсь! — крикнул я вслед парню.
Но и эта угроза не привела ни к каким результатам. Парень с ожесточением продолжал бить палкой буйвола в течение всего пути, пока оба они не исчезли из виду за кустарниками ежевики.
«Вот безответный зверь, — с раздражением думал я. — Такое крупное, могучее животное, и позволяет делать с собой все что угодно». И я невольно вспоминаю в этот январский день незабываемые картины, связанные с поведением буйволов летом.
Знойный летний полдень. Ослепляет, безжалостно жжет горячее южное солнце. Туча жалящих насекомых назойливо вьется над стадом, гудит в воздухе. Спасаясь от них, большие спокойные буйволы теряют терпение, спешат к подсыхающему водоему и погружаются в воду. Часами отдыхают они, лежа в неглубокой воде озера, на поверхности выступают только их широкие спины да большие, украшенные рогами черные головы. Но в жаркий полдень вода привлекает не только домашних животных, здесь же купаются местные ребятишки. Они забираются на спины буйволов и отсюда бросаются в мутную воду. Угомонится, уйдет наконец шумная ватага мальчишек, и тогда им на смену прилетят к озеру десятки малых белых и египетских цапель. Медленно бродят они по спинам флегматичных животных, ловят порой близко подлетающее насекомое или тоже безмятежно отдыхают. И буйволы не реагируют ни на доверчивых птиц, ни на бесцеремонных мальчишек. Они продолжают лежать в воде, то погружая до самых ушей головы, то вновь поднимая их над поверхностью. А ведь тот же буйвол, только в диком состоянии — это страшное животное. Иной раз он смело дает отпор даже тигру. Мне вспоминаются когда-то прочитанные страницы об Индии.
Облако пыли привлекает в этот момент мое внимание. Оно поднимается вдали по дороге и ползет в моем направлении. Невольно я приподнимаюсь на стоге и, воспользовавшись биноклем, пытаюсь выяснить, что там случилось. И что же я вижу? По дороге, размахивая руками, быстро бежит тот самый парень, который минут десять тому назад так бесцеремонно палкой бил несчастного буйвола. Его глаза, все лицо выражает ужас; видимо, он бежит, не чуя под собой ног, напрягая все силы и боясь оглянуться. А позади него, вытянув вперед черную рогатую голову и поднимая целое облако пыли, бежит уже знакомый нам буйвол.
Две-три минуты спустя я вижу их простым глазом. До меня доносится тяжелый топот, храп и какое-то хрюканье.
Поза бегущего буйвола с вытянутой вперед головой, клубы пыли под его ногами — все это выражает бешеный гнев, внушает угрозу и заставляет человека бежать как можно быстрее.
Не скрою, я полностью на стороне буйвола. Жестокие и бессмысленные побои на этот раз не прошли даром, и я оправдываю возмущение и гнев зверя. Но мне страшно за парня. В его движении чувствуется утомление, бег становится неуверенным, не таким быстрым. Буйвол же бежит, правда, тяжелой, трясущейся рысью, но ничуть не сбавляя скорости. И расстояние между бегущими медленно сокращается. «Неужели нагонит, и что тогда будет?» — с напряжением слежу я за ними издали. А тем временем наступает критическая секунда. К счастью, на мгновение парень оборачивается назад. Совсем рядом за его спиной колеблется голова разъяренного зверя. И тогда, чтобы спасти жизнь, он напрягает последние силы, бросается в одну, затем в другую сторону, падает на землю, катится вбок, вскакивает и вновь бежит по прямой линии. Этот прием позволяет ему увеличить расстояние. Буйвол не в силах повернуть круто при быстром беге. Он замедляет скорость, но упрямо продолжает преследовать своего более ловкого противника. И расстояние между ними вновь сокращается. «Хоть бы сюда, к стогу бежал», — нервничаю я, продолжая оставаться только зрителем. Но не могу же я стрелять в домашнее животное? В этот момент, взмахивая руками, парень делает большой прыжок и отскакивает в сторону. «Арык», — соображаю я. Глубокий сухой арык — это препятствие сравнительно легко берет, спасая жизнь, человек, но с трудом преодолевает буйвол. Он неудачно перескакивает на противоположную сторону, с трудом вытаскивая из арыка задние ноги. В ту же секунду человек прыгает через арык обратно, заставляя животное вновь брать препятствие. Это продолжается несколько раз. Без разбега буйвол не в состоянии сделать прыжок. Он спускается в арык и с большим трудом выбирается на противоположную сторону. Измученный этим лазаньем, он наконец останавливается, издает глухое хрюканье и издали смотрит на своего врага. Останавливается и человек.