Запоздалые истины
Шрифт:
Юра усмехнулся прожженно, словно на табуретку вместо инспектора сел первоклашка, рискнувший дать ему совет.
— А предок пивом обольет или сигаретой запалит, да?
— Пьет?
— Как все.
— Хулиганит?
— Он веселый.
Инспектор поморщился — эти выпивохи были опаснее явных пьяниц: пьяница отвращал от водки уже своим видом, а выпивоха мог прельстить подростка легкой и веселой жизнью. Вроде бы древние римляне показывали мальчишкам сильно пьяных рабов, чтобы вызвать отвращение к алкоголю на всю жизнь. И никогда не показывали подвыпивших. Рассказать про древних римлян этому Юре, который до
— Да ты сядь.
Парень заправил рубаху и сел напротив, сжавшись, как испуганный серый кролик. Белесая челка сбилась набок, точно хотела съехать с головы. Узкие глаза смотрели на инспектора, но казалось, что они скошены на угол кухни.
— Юра, вот ты снял колесо и продал... Деньги тебе зачем?
— Как и всем.
— Всем на разное.
— Мужикам-то на одно...
— И на что мужикам?
— На пузырек.
— Ты что ж, пропил их?
— Ага.
— С отцом, что ли?
— Зачем... С девчонками.
— Что ж это за девчонки, которых надо поить?
— Не поить, а угощать. В кафе, в баре... Не им же платить.
— И чем угощаешь?
— Сухонькое, коктейли...
— Пьешь, выходит?
— И поп пьет, коли черт поднесет, — ухмыльнулся Юра чужим, видимо, отцовым словам.
Инспектор плотно сидел на шаткой табуретке и откровенным взглядом жег парня. Тот не выдержал, нервно заерзав.
Неужели это то самое яблочко, которое недалеко падает от яблони? Неужели у наследственности такая неотвратимая сила? Но какая к черту наследственность, когда в комнате живым примером храпит пьяный папаша... Инспектор давно уяснил простую истину, проверенную им сотней житейских примеров: не у всех плохих родителей дети становятся преступниками, но преступниками становятся дети обязательно плохих родителей.
— Тебе через неделю будет восемнадцать. Взрослый. Неужели тянет на алкогольную дорожку?
— Я норму знаю.
— Неужели не слыхал о вреде спиртного?
Юра распрямился, словно последние слова инспектора высвободили его тело.
— Я даже лектора, трепача, слушал.
— Как это трепача?
— Водка противная, вредная, аморальная... Врет ведь?
— Нет, не врет.
— Тогда зачем пьют? И вы ее пьете. Скажете, нет?
Инспектор ее не пил. По торжественным случаям смаковал рюмки две-три хорошего коньяка, да иногда, за компанию, выпивал сухого. Но откровенный разговор был сейчас дороже правды.
— Рюмку-вторую иногда выпью.
— А зачем? Противная ведь...
Петельников замешкался. Черт его знает, зачем он выпивал эти случайные рюмки и бокалы... И ждущие глаза паренька толкнули на откровенный ответ:
— Не знаю, Юра.
— А я знаю. Эти зануды не говорят о кайфе. Приятное балдение-то играет?
Приятное балдение играло. Пожалуй, в лекциях и брошюрах редко говорилось о первомоментной стадии опьянения, ради которого люди употребляли вино не одно тысячелетие, — о том состоянии, когда радостный и воспаривший дух человеческий мог прикоснуться ко всему желаемому, чего трезвому и на ум не приходило.
— Играет, — согласился инспектор.
Юра откровенно радовался легкой победе над работником милиции. Петельников тоже улыбнулся — теперь он знал думы этого повеселевшего паренька.
— И как, Юра, часто играет в тебе приятное балдение?
— Раза три
— Через день, значит?
— Так ведь немножко, сухонького...
— Какая между нами разница-то, Юра... Ты выпиваешь три раза в неделю, а я три раза в году. Я мужчина, а ты юноша. Я при случае, а ты специально. Я на заработанные, а ты на ворованные. Усек?
— Ну и что? — тускло отозвался он.
— Я скажу что — сопьешься.
— Батя каждый день поддает и не спился.
— Спился, Юра.
— Откуда вы знаете? Его не видели...
— Вижу. В квартире грязь и запустение. Сын бледен и хиловат. Сын выпивает. Сын совершил уголовное преступление на почве алкоголя.
— Не на почве.
Юра опять притих на стуле серым кроликом, догадавшись, что никакой победы не было. И сразу пропал интерес к разговору.
Теперь Петельникова не так беспокоила кража автомобильного колеса, как убежденный интерес парня к спиртному. У инспектора были в запасе десятки историй про алкоголиков. Но слова, слова... Он знал бессилье слов, бесед и нравоучений, — ребят воспитывают поступками, примером их надо воспитывать. Как там делали римляне...
— Юра, завтра вечером свободен?
— Ага.
— Я тебе покажу людей, которые начинали с рюмочки сухонького.
7
Леденцов проснулся. Жалюзи цедили непонятный свет — ночной ли, дневной ли... Будильник показывал два часа — ночи ли, дня ли... И он стал решать — сегодня еще сегодня или уже завтра? Но шумная жизнь на улице убедила, что он проспал с двенадцати ночи до двух дня.
Вчерашний случай инспектор выбросил из головы, как не стоящий внимания. Видимо, разругались приятели. Клетчаторубашечный получил нокаут, очухался и потихоньку, удалился. А Наташа не пришла. Что за нравы у студенток — назначить свидание и не прийти! Впрочем, могла прийти, увидеть драку, испугаться и убежать.
Леденцов вскочил, поднял жалюзи и пошлепал к трюмо. В нем он увидел мускулистый торс, накачанный почти ежедневными упражнениями, — вот только ноги тонковаты, надо поприседать со штангой; увидел белую кожу, которую не брало ни одно солнце, даже среднеазиатское, — рыжие сгорят, но не загорят; увидел почти красные, почти огненные волосы, которые вздыбились от подушки, — не голова, а пионерский костер, хоть картошку пеки; увидел светлое лицо с рассыпанными веснушками, коротким прямым носом и глазами светло-коричневыми — тоже рыжими; увидел короткие трусики, модные, по белому полю зеленый горошек... Инспектор недовольно переступил с ноги на ногу, ибо тип в трюмо ему не понравился. Цветаст, как женщина. Белое, красное, зеленое... Вот капитана Петельникова на ринге приятно смотреть — загорел, сух, черноволос. Леденцов скорчил рожу и сказал тому, в трюмо:
— Худая корова еще не газель.
Он вернулся в свою комнату и нажал кнопку магнитофона. Диско-ритм ворвался сильно и зовуще. Леденцов вздрогнул, словно его прошил озноб, постоял бездыханно, к чему-то готовясь, — и вдруг сорвался в непонятном танце, похожем сразу на гопак, вальс и бег с барьерами. Он метался, рыжея головой везде, одновременно, и казалось, что углы комнаты лижет огонь. Постепенно его танец выровнялся, слился с ритмом музыки и потек в стиле диско почти красиво, будь Леденцов в подобающей одежде.