Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
— Но ведь мы учитывали… — начал было Первухин.
— Исполняйте. — Панов отвернулся, давая понять, что аудиенция закончена.
Начальники управлений поглядели друг на друга в третий раз и вышли. В приемной они закурили.
— Смена курса, — сказал авторитетно Ельшин. — Дует свежий ветер перемен. Краснорыжин, очевидно, полетит в скором времени, а его место займет или Сосков, или Лобанов.
— Да хрен с ними обоими, — затянулся Первухин. — Меня это мало волнует. А вот то, как мы теперь будем вытаскивать группу…
— Вытащим, — беззаботно махнул рукой Ельшин.
— Вот и вытаскивай. Ты предложил вариант «мести»… с дезой на «чистилище», ты
— Не переживай, — хлопнул начальника УСО по плечу Генрих Герхардович. — Все будет тип-топ, гарантирую.
ОТСТУПНИК
На сей раз сознание Матвея вселилось не в тело разведчика-первопредка, путешествующего по запретной территории Инсектов, а в тело более древнего представителя рода — получеловека-полульва-полунасекомого, и этот человекообразный монстр (две ноги, четыре руки, вполне человеческая голова, хотя и с фасетчатыми глазами и без ушей, хитиновые наросты на лопатках, похожие на зачатки крыльев, и такие же пластины на груди и на животе, органично сочетающиеся с кожей) оказался тем самым родоначальником системы боя — смертельного касания, которую получил Матвей в дар от иерархов с помощью Тараса Горшина.
В принципе ничего особенного в этом трансовом сне-воспоминании Матвей не увидел. Мастер тренировался один, записывал свои мысли острым когтем на тонких, как бумага, металлических листах (металл напоминал серебро, а вязь букв походила на арабскую письменность), затем отрабатывал приемы на учениках, а может быть, на рабах — трупы уносили молчаливые женщины-львицы в своеобразных балахонах, — и снова записывал соображения, изредка стирая проступающий на металле текст куском пемзы.
Матвей попытался воздействовать на сознание мастера и даже вывел его из дома, похожего на термитник, но, кроме десятка таких же трех-четырехъярусных термитников, коричнево-красных, отблескивающих глазурью, геометрически безупречных, да леса за ними, над которым висел зоэрекс, ничего больше не увидел. Зоэрекс, летающий город Веспидов, показался ему необычным, однако времени на рассмотрение предок Матвею не дал, сердито вышвыривая сознание потомка из своего.
Проснувшись, Матвей проанализировал сон, понял, почему воздушный замок Веспидов показался ему необычным: он был совсем новенький, красивый, изящный, как игрушка, — и пришел к выводу, что прапредки человека вполне могли уживаться мирно с пережившими Изменение Инсектами.
Сон не показался Матвею интересным, и все же он остался доволен. В этот раз ему удалось опуститься по мировой линии своих предков гораздо глубже в прошлое, чем в предыдущих трансовых путешествиях-снах, а это вселяло надежду, что когда-нибудь ему удастся подобраться к Изменению вплотную, а может быть, и перешагнуть этот временной барьер, чтобы пересечь эпоху царствования Инсектов, пообщаться с Аморфами и встретиться с Безусловно Первым, Творцом «розы реальностей».
Встав, как обычно, в половине шестого, Матвей проделал комплекс обязательных упражнений и медитации, не выходя в астрал, затем начал тренировать свои растущие возможности. Летать он еще не научился, как и ходить по воде, но вес тела был способен уменьшить в три-четыре раза. Мог излечивать раны, нанесенные холодным или огнестрельным оружием, у себя или у других людей, чем пользовался не однажды, развил обоняние до такой степени, что мог конкурировать с любым животным, остротой зрения — с орлами, а слухом — с дельфинами и летучими мышами. Теперь его интересовали более высокие материи: способность создавать видимые копии, так называемые
Конечно, он не ждал милостей от природы, он тренировался упорно и настойчиво, и кое-что у него начало получаться.
Однажды Кристина застала его, упиравшегося в стену рукой (рука излучала нежное розоватое свечение), и даже засмеялась от неожиданности:
— Что это ты, Соболев, стену подпираешь?
— Пытаюсь пройти насквозь, — сказал истинную правду Матвей, что было воспринято сначала как шутка. Потом девушка заметила светящийся ореол вокруг руки и перестала улыбаться.
— Ты… серьезно?!
— Что ни на есть, — кивнул Матвей. — Понимаешь, всего-то и надо подогнать частоту вибраций тела под частоту вибраций стены, но у меня пока не получается.
Он убрал руку, и Кристина увидела на бетонной, покрытой обоями стене отпечаток ладони…
Вспомнив этот эпизод, Матвей улыбнулся. С тех пор он пытался тренироваться в одиночестве, ночью или когда Кристина отсутствовала, чтобы не травмировать ее психику.
Он заперся в ванной, коснулся двумя ладонями перегородки между ванной и туалетом, сосредоточился, и руки, засияв, как раскаленные бруски металла, вошли в перегородку на сантиметр.
Боль ударила по нервам кнутом. Матвей выдернул руки, подул на них, потряс, сунул под воду. Утихомирив боль, покачал головой. Чего-то он не учитывал при экспериментировании, и проникновению в материал стен мешала реакция нервной системы, вызывающая сильнейшую боль-ожог в нервных окончаниях погружаемых в твердые тела рук.
После душа с непременной сменой холодной и горячей воды Матвей вскипятил чайник и привычно обозрел «окрестности» астрала, входя в меоз [8] без всякого усилия.
8
Состояние ментального озарения.
Как всегда, мерный «космический» шум первого информационного слоя Земли подействовал на него завораживающе, и он даже пропустил тихое прикосновение чьего-то мысленного потока. Опомнился, уплотняя пси-блок и одновременно расширяя диапазон гипервидения. Мыслепоток был незнакомым, и от контакта с ним у Матвея родилось ощущение прикосновения к холодной и скользкой шкуре болотной змеи. Кто-то пытался лоцировать его в астрале, ожидая появления, кто-то незнакомый, чужой, равнодушно-внимательный и оттого непредсказуемо опасный.
Стряхнув с себя щупальца чужой воли, Матвей побрел было дальше, настраиваясь на прием нужной информации, но вынужден был прервать сеанс — на кухню выпорхнула Кристина, босоногая, как всегда, в наспех наброшенной мужской рубашке, розовая со сна, соблазнительная и милая.
— Я его ищу по всей квартире, а он здесь медитирует в одиночестве. О чем задумался, детина? — Она взобралась к нему на колени, шутливо потянула за нос, лизнула в ухо.
Матвей поцеловал ее в шею, потом не удержался и расцеловал обе груди, прижал к себе.