Запрещенная реальность. Том 2
Шрифт:
Получив эти объяснения, сотрудники УВД развели руками, отпустили «брокеров» и уныло сообщили Звонной, что оснований для возбуждения уголовного дела нет.
В прокуратуре же один высокопоставленный чиновник цинично пошутил: «Вот убьют, тогда и приходите».
Наталья Никитична продолжала работать. А в середине мая, спустя два месяца после начала атаки на ее компанию, Звонную вновь встретили в подъезде дома трое крепких молодых людей. Правда, сделать они ничего не успели, потому что именно в этот момент в подъезд вошел Тарас Горшин. Что он сделал, обмершая Наталья Никитична не поняла, только троица вдруг перестала интересоваться жизнью и улеглась отдыхать
Именно этой «сменой» он сейчас и занимался, привыкнув не уповать на расторопность правоохранительных органов.
Под утро ему позвонил Завьялов и сказал всего три слова:
— Тень отца Гамлета…
Это означало, что совещание «полного квадрата» «чистилища» назначено на девять утра на явке, расположенной у театра «Современник». В свое время Горшин смеялся над «эзоповым языком» переговоров, предложенным Бохановым для связи комиссаров, но остальные руководители «Стопкрима» поддержали Владимира Эдуардовича, и теперь приходилось выслушивать всякую белиберду и вспоминать шифр.
— Тень отца пришла к Гамлету и спросила: «Отгадай, в каком ухе у меня яд?» — вспомнил Тарас извлечение из школьного сочинения. Фыркнул, глянул на часы. На отдых ему оставалось всего три с половиной часа.
«Высплюсь», — подумал он, бросаясь на кровать и мгновенно проваливаясь в сон.
Поначалу заседание комиссаров «чистилища» не носило сенсационного характера. Решались обычные дела, обсуждались очередные бандлики, начался и закончился спор, какую из намеченных операций считать первоочередной; затевал такие споры обычно Боханов. Затем неожиданно спор развязал Музыка. Темой обсуждения была деятельность Чеченской армии свободы на территории России, и Глеб Максимович резко отрицательно отозвался о переносе действий «чистилища» на территорию Чечни.
Горшин не участвовал в обсуждении проблем родной конторы, уйдя мыслями в себя, на это его загадочное молчание наконец обратил внимание Завьялов:
— Что это вы притихли, Граф? Что-нибудь случилось? Или вам тоже не хочется связываться с исламскими экстремистами?
— Ими уже занимается ФСБ, — безучастно отозвался Тарас. — К тому же, уничтожив лидеров ЧАС, мы не решим проблемы. Она глубже, в корнях ислама, который является патогенной системой верований не из-за вложенной в нее программы подавления воли, а из-за использования ее низшей кастой, не имеющей высокоинтеллектуального или высокодуховного выхода.
Озадаченные комиссары «Стопкрима» переглянулись. Рыков, наверное, лучше других понимал Графа, но по обыкновению промолчал. Зато не удержался от восклицания Владимир Эдуардович:
— Вы, Граф, сегодня философ. Что это на вас нашло?
— Я сворачиваю свою деятельность в «чистилище», — ровным тоном сказал Тарас. — Закончу дела, которые контролирую лично, и уйду. Вы вольны принять в «квадрат» нового комиссара.
Наступило изумленное молчание, которое спустя минуту нарушил Завьялов:
— Вы это… серьезно, Граф?!
— Более чем, — лаконично ответил Тарас.
— Чтоб мне провалиться! — крякнул Боханов. — Вы меня сразили, комиссар! Ведь это же была ваша идея — создать «Стопкрим». Или вы решили организовать новую контору, где будете лидером?
— Чтобы
— Заинтересован, — спокойно пожал плечами Тарас, — но это мое личное дело. Все мы грешны, и, если покопаться, у каждого можно найти…
— Не надо копаться, — мрачно сказал Боханов. — В принципе каждый из нас имеет право на решение каких-то сугубо личных моментов. И все же это нечестно… я имею в виду ваше желание уйти.
— Не согласен, — впервые заговорил Рыков, утонувший в своем кожаном кресле. — В этом мире нет ни честности, ни справедливости, ни сочувствия. Мы имеем дело лишь с человеческими умозаключениями, существующими в узком кругу идей и понятий. Все остальное — тщета и суета.
— У вас слишком математический подход к делу, Герман Довлатович, — проворчал Боханов. — Слишком рациональный, скулы сводит. Ну и что мы теперь будем делать, господа комиссары? Граф, вы действительно собираетесь уволиться из «чистилища» или блефуете? А последствия этого шага вы просчитали?
— Не слишком ли много вы знаете, чтобы вот так запросто встать и хлопнуть дверью? — хмыкнул Глеб Максимович.
Тарас посмотрел на него рассеянно, однако промолчал.
— Давайте не будем опускаться до угроз, — вздохнул расстроенный Завьялов. — Появилась проблема, ее надо решать по взаимному удовлетворению, а не путем внутренних разборок. Предлагаю каждому обдумать возникшую ситуацию и собраться еще раз.
— Разумно, — кивнул Боханов. — Ибо, как говорил какой-то умник: «Всякая проблема имеет решение — простое, удобное и ошибочное» [13] . Не стоит нашему комиссариату ошибаться в таком интимном деле. Ваше мнение, Герман Довлатович?
13
Генри Луис Менкен (1880—1956) — американский критик и публицист.
— Я считаю, Граф вправе решать, с кем ему быть, — растянул в недоброй улыбке бледные губы Рыков. — Другое дело, будет ли нести угрозу нам та компания, к какой он прибьется.
Тарас с любопытством и насмешкой посмотрел на комиссара-пять.
— Герман Довлатович, ведь вы, по сути, свингер [14] , а смеете угрожать. Нехорошо. Мы оба прекрасно знаем, в каких компаниях работаем, и лучше нам обходить острые углы.
Рыков снова улыбнулся, хотя глаза его блеснули остро и предупреждающе. Вступать в дискуссию с Тарасом он не стал.
14
Свингер — член супружеской пары, вступающий в интимную связь с членом другой супружеской пары.
— Э-э, но ведь свингер… — пробормотал сбитый с толку Боханов, — это, кажется, двойной агент?
— Скорее «друг семьи», — сдержал улыбку Завьялов, знающий точное значение слова «свингер». — Итак, что мы решаем?
— Отложим, — встал хмурый Музыка. — У меня много дел, прошу извинить. Предлагаю не решать с кондачка, встретимся завтра.
Он ушел. За ним, помявшись, удалился Боханов. Завьялов, всегда уходивший последним, вопросительно глянул на оставшихся комиссаров.
— Мы тут кое-что обсудим, — меланхолически обронил Рыков. — Не беспокойтесь, Дмитрий Васильевич, все будет нормально.