Запрещенные друг другу
Шрифт:
В паху тут же отдалось жаром, заныло от адского желания. Вот и припозднившаяся похоть проснулась, дала о себе знать, стоило только скользнуть по Осинской взглядом.
Да с такой женщиной… бляяя, а мысли-то понеслись в одном направлении с кровью, а именно, в налившийся тупой болью утренний стояк, и ты хоть сдохни, а отыскать сейчас что-то разумное в опустевшей голове никак не получалось.
Понаблюдав ещё немного, Вал вышел из укрытия и тихо кашлянув, привлек к себе внимание. Испуганно вскрикнув, Юля быстро обернулась, глядя на него широко распахнутыми глазами.
— Прости, —
Юля сделала шаг назад, испуганно отступая как можно дальше. Он, словно зачарованный, сделал шаг в её направлении, отмечая и заметную припухлость губы, и небольшую ранку с запекшейся кровью, и бешеную пульсацию вены на хрупкой шее.
— Ты… кхм… что здесь делаешь? — приподнявшись на носочках, она посмотрела через его плечо на маячивший вдали дом и неосознанно вздрогнула, чувствуя на себе изголодавшийся взгляд.
— А ты?
— Я первая спросила, — улыбнулась невольно, но тут же стала серьёзной.
— Не поверишь, встречаю рассвет. — И не отдавая отчета своим действиям, осторожно прикоснулся к её губам. Юля взглянула на него затравлено, и резко обхватила холодными пальцами крепкое запястье.
— Не надо-о-о… — прошептала умоляюще, пытаясь сбросить с лица мужские пальцы, и Вала словно окатило огненной лавиной, обдало каким-то неведомым доселе мощным жаром. Будто лопнуло что-то внутри, дыхание сперло грудь, а в серебристых глазах разлилась такая темная бездна, что стало страшно в неё смотреть.
Юля прикрыла глаза, избегая зрительного контакта, и неосознанно потерлась щекой о слегка шероховатую ладонь. Вал опустил свободную руку на её талию и настойчиво прижался к трепещущему телу. Лаская нежную кожу щеки, неспешно очертил контур скулы, обхватил рукой затылок и, как и мечтал до этого, зарылся пальцами в густую массу волнистых волос.
С её губ сорвался тихий стон, вызвав на его губах победную улыбку. Какая же она всё-таки отзывчивая, нежная, трепетная. Запрещённая и такая желанная одновременно.
Даже в самых дерзких фантазиях не мог представить подобное: что поддастся ему, не оттолкнет. Что будет с упоением прислушиваться к его дыханию и вздрагивать от малейшего прикосновения.
— Болит? — с небывалой нежностью прижался подушечкой большого пальца к неглубокой ранке, желая заглянуть в зелёные глаза.
— Нет, — ответила честно, практически не размыкая губ. Не могла сейчас говорить. Горло сжалось от нахлынувших эмоций, засаднило колкой болью от непрошеных слёз. Участливость Дударева буквально лишила её выдержки, пошатнула стойкость. Примени он свою излюбленную тактику насмешки — тут же бы ответила какой-нибудь колкостью, выпустив оборонительные иголки, но чтобы вот так… оказалась не только застигнутой врасплох, но и полностью обезоруженной.
Всё… Не было смысла вырываться, примерять непривычную маску безразличия. Он всего лишь прикоснулся, а она уже забилась в его руках попавшей в силки птицей. Это стало ясно ещё в клубе. Когда и он, и она, одновременно почувствовали обоюдное необъяснимое влечение друг другу.
И радостно от этого, и страшно. Страшно, что за столь короткое время успела
Господи-и-и, она точно сошла с ума, раз позволяет таким мыслям ещё больше задурманить запутавшееся сердце. Разве так можно? А вдруг это всего лишь временная слабость, желание оказаться в надежных мужских руках, почувствовать на себе обжигающий взгляд? Вдруг потом придёт пустота и разочарование? Это ведь Дударев… Что с него взять? В доме спит его, так называемая любимая, и по совместительству её племянница, а он тут, с ней рядом.
Словно почувствовав её смятение, Вал неожиданно прижался щекой к её виску, и у Юли едва не подогнулись коленки, когда почувствовала в волосах его горячее дыхание. Напряглась, отстраняясь, но он не дал, удержал силой, и ей не оставалось ничего другого, как застыть в плену его рук, обмирая каждой клеточкой от властного скольжения широкой ладони вдоль её спины.
Он всего лишь касался кожи, а у Юли плыло перед глазами от накатившей слабости. Она чувствовала исходившую от него мощь, впитывала в себя жар его тела, принюхивалась к едва уловимому, остаточному аромату парфюма. Боже… укутаться бы им, укрыться от всего плохого в этих сильных руках…
Боялась сделать вдох, пошевелиться. Это так необычно: привязаться к кому-то настолько сильно. Казалось, она знала его всю жизнь. Что родной он ей, близкий.
Как же страшно…
Страшно и до одури волнительно. Горько в груди и так влажно между ног. Чай немаленькая, чувствовала упирающую в живот твёрдость, и вот это его осознанное влечение к ней туманило разум, перекрывало доступ воздуха в легкие. А вдруг это всего лишь игра с его стороны? Лёгкий флирт, когда одно другому не мешает?
— Вал… — голос хриплый, с легкой вибрацией после сна. В который раз попробовала отстраниться, хотя видит Бог, так бы и стояла с ним в обнимку до самого вечера. — Пусти!..
— Не могу, — мял её руками, вжимая в себя со всей силы. Диким зверьем заныло по ней в паху. Всё и так понятно, ясно как божий день, а что-то сдерживало, не позволяло сорваться, взять на руки и залюбить в этом стоге сена до сорвавшихся с губ хриплых стонов.
— Нельзя нам… — напомнила Юля с горечью. — Мне нельзя, — всхлипнула, почувствовав, как ожили горячие губы сначала на её волосах, потом на виске, щеке и замерли в миллиметре от губ. — Там уже и мама, наверное, проснулась. Мне нужно вернуться.
А его уже повело. От запаха её медового, от затуманенных страстью зелёных глаз и робких, таких несмелых прикосновений к его плечам.
— Вал!.. Пожалуйста…
Дыхание к дыханию, глаза в глаза. Засосало под ложечкой от осознания невозможного, как только опустил взгляд, и наткнулся на разбитую губу. Впиться бы в неё голодным зверьем, прикусить до крови, но… не её созерцание вынудило взять себя в руки и опомниться, а то, что стало сему причиной. Глеб… её семья… Марина… Обещание, данное матери, себе.