Запрет на любовь
Шрифт:
Ты только живи
Быстро однако…
Мы въезжаем в огороженный задний двор мечети, со всех сторон кирпичный забор. По периметру стоят ребята с автоматами. Подъезжаем к припаркованным автомобилям. Рядом стоят нервно курящие мой папа, Рамиль и ещё пару самых доверенных людей.
Они тут же выкидывают окурки и подбегают к нам. Отец открывает мою дверь и руками ощупывает меня.
— Ранили? Где?
— Со мной все в порядке. Помогите Андрею.
— Девочка моя, сейчас, сейчас. Скорая уже едет.
Рядом
— Это ХТевшские. Молодняк с Рентиком.
— Рентика тоже уложил? — Обеспокоенно уточняет Рамиль.
Андрей тяжело выдыхает.
— Ближе подойди.
Рамиль наклоняется к моему телохранителю. Он перекрывает весь дверной проем своим телом. Теперь Андрея слышу только он, я и папа, который все так же стоит рядом с моей открытой дверью.
— Его Алинка ранила, он был единственным живым, когда мы уезжали. — Я облегчённо вздохнула, значит не убила. Это же отлично. — Всю ответственность я беру на себя. Это мой ствол и для всех я стрелял.
Мужчины понимающе кивнули.
Получается этот Рентик, далеко не простой человек.
Обдумать слова Андрея не успеваю, въезжает скорая помощь. Андрея на носилках пакуют. Рвусь к нему и никто меня не может остановить, уже сижу рядом с ним и держу за руку.
Отец хмуро делает знак, что бы я вышла.
— Для твоей же безопасности, будет лучше, если поедешь со мной.
В голосе у него не было привычных приказных тонов, видно как он устал, похоже за вечер постарел на десять лет. Мне стало жалко его. Да, мне жалко Лютого, человека который не задумываясь может убить любого, того, кого боится вся Казань и не только.
Целую ладонь Андрея, и послушно выхожу.
— Мы за ними поедем. — Обнимает за плечи. — Тебя тоже хочу показать врачам.
Я согласна с ним, сейчас я ничем не могу помочь Андрею. Папа сделает все возможное от него зависящее, с ним будут лучшие врачи нашего города. Моё дело сейчас ждать и молится.
В голове всплывают молитвы, которым меня обучала бабка Рамиля, когда прятала нас. Мы двинулись следом за скорой в старое, но действующее здание медицинского института, в котором есть все необходимое, что бы спасти парня. Тут у отца всё подвязано, он ни первый раз обращается сюда.
Я прикрываю глаза и вспоминаю слова Аят аль Курси*, и раз за разом их повторяю.
— Господи, умоляю, прошу, сохрани жизнь Андрею. Умоляю, сбереги его.
Щеки мои влажные от молчаливых слез.
По настоянию отца мне сделали различные снимки всех частей тела, и узи всех органов. Кроме ссадин, ничего серьёзного не нашли. Обработали зеленкой и отпустили.
— Как Андрей? — Спросила выйдя в коридор.
— Его ещё шьют. — Сухо отвечает отец.
Рядом с родителем
— Привет. — Подходит, обнимает и целует в висок. — Как ты?
Речь брата всегда размеренная, спокойная и он очень редко повышает голос — это успокаивает, умиротворяет.
— Я хорошо. За Андрея переживаю. — Говорю так же не громко, как он.
Мы с Тимом всё стоим обнявшись.
— Не переживай, я разговаривал с врачами. Сказали, что ерунда. Царапина.
Понимаю, что он хочет меня успокоить. Но в то же время, если бы было, что-то серьёзное, то не стал бы меня ободрять. Он промолчал бы. И осознание этого меня утешало. — Может поедем домой? Тебе нужно переодеться. Да, вообще поесть.
Я думала, что все слезы выплакала, но глаза вновь влажные.
— Эй, ну всё, всё. Хватит. Не хочешь домой, не надо. Только не реви. — Брат осторожно гладил меня по голове.
— Устроили тут "хочу — не хочу". — Сердится отец. — Вы знаете слово "нужно"? А, дети?
Сейчас он начнёт нас отчитывать, в итоге отправит меня домой.
— Оставь её. — В своём размеренном темпе заступился Тим. — Мы подождём, когда окончится операция.
Его тихий тон всегда по-особому влияет на людей. Отец не исключение. Соглашается с сыном.
— Делайте, что хотите. — Отмахнул рукой, встал и зашёл к врачу в кабинет, откуда я только что вышла.
Мы спускаемся на первый этаж по широкой лестнице с бетонными балясинами. Интересно, сколько студентов, ординаторов и врачей ходили по ним? В здание чувствуется история. Не удивлюсь, если тут совершали экспериментальные операции. Ой, бей, такими темпами я и о запрещённых опытах начну мыслить. Лишь бы не думать о том, что в холодной операционной облицованной керамической плиткой зашивают Андрея. Моего Андрея.
Мы подошли к операционному блоку, около дверей которых толпились наши ребята.
— Чего собрались? — Обратился всё так же размеренно брат. — Скоро утро, тут будет куча студентов. Нам не нужны лишние вопросы и слухи. Расходитесь.
— Но как? Но кто же? — Послышался гул со всех сторон.
— Прекратить. Разошлись. — Твёрдо, но тихо приказал Тим. — Как будут новости, старшие сообщат.
Все послушно ушли. Папа может гордиться Тимуром, в нем чувствуется мощь и сила. Его слушаются, и он может вести.
Мы сели на скамейку у окна и принялись ждать.
Лето близко, солнце встаёт все раньше и раньше. На улице рассвет будит город своими ласковыми и тёплыми лучами, заглядывая каждому в окно.
Сквозь ветхий деревянные оконные рамы слышна трель птиц.
Рассматриваю как трамвай второго маршрута неспешно поднимается в сторону общежитий. Первые пассажиры неспешно выходят. По одежде можно определить, кто-то возвращается с ночной смены, а кто-то с гуляний. Вот такой наш город многогранный, в нем сочетается несочетаемое.