Запретная драгоценность

Аллен Луиза

— В общем-то да, хорошо, если он захочет становиться наследником. Титул маркиза означает много денег, обширные владения, пять-шесть особняков и большую политическую власть на высоте сливок общества.

— А если он не захочет? — Возможно, он откажется. Он не любит своего отца и явно не тоскует по Англии. Слабенькая надежда подняла хрупкие крылышки.

— Это ничего не изменит. Он может отказаться от титула только посмертно, — сухо ответил отец. — Если он не примет наследство, позже понесет ответственность за пренебрежение своими обязанностями, с ним через посредников

свяжутся официальные лица. Не думаю, что Николас на это пойдет. Здесь затрагиваются судьбы сотен людей.

Земля снова уходила у нее из-под ног.

— Значит, ему нужна и жена-аристократка. Леди, которая знает, как ему помогать, и принятая в обществе.

— Его женой будешь ты, — сказал отец, и от его мягкого тона ей сделалось больнее. «Жалость. Он имеет в виду именно это. Он понимает, что Ник никогда не изменит своему слову и станет настаивать на браке из жалости».

— Хай [33] , — согласилась Ануша. Она вдруг поняла, что может думать только на хинди. И вместе с этим осознанием пришло понимание, как надо поступить.

33

Да (хинди).

Женщины ее рода предпочитали идти к погребальному костру, нежели лишиться чести в плену завоевателей. Она тоже унаследовала эго обостренное чувство чести. Истекая кровью разбитого сердца, она может пожертвовать самым дорогим для нее — воссоединением с отцом и любовью к Нику, — лишь бы не стоять на пути его обязанностей и чести.

— Ануша?

Она с трудом подыскала английские слова.

— Извини, что я… отрываю тебя от работы. Увидимся за ужином, папа.

На планирование и сборы уйдут четыре часа до ужина и, может, еще часок после. Ник вернется домой поздно, пьяный как лорд. Она прикусила губу, сдерживая истерический хохот. Как он был прав в своем предсказании! Но истерика тут не поможет, необходима холодная голова. Надо уехать раньше, чем он протрезвеет и начнет соображать. Иначе ей отсюда не выбраться.

* * *

— Сахиб Николас, обопритесь на меня.

Аджит стоял у нижней ступеньки кареты.

— Я не пьян, Аджит.

— Пьяны, сахиб.

Ник схватился за края дверного проема и шагнул мимо ступеньки. Жилистый Аджит подхватил его и осторожно поставил на землю.

— Значит, пьян. Как лорд.

Кажется, так он сказал Ануше? Тогда это казалось забавным. И до сих пор смешно, вот только он утратил способность смеяться. Ему и без того хорошо, все вокруг плывет и кажется нереальным. И он не чувствует боли, если не считать той, что когтями впилась в его сердце.

— А теперь вам пора в постель, сахиб. — Повеление, не просьба.

Аджит затолкал его по ступенькам на крыльцо и потащил мимо испуганного сторожа.

— Тише, сахиб. Сахиб Лоуренс и мэмсахиб уже спят. Им незачем слушать ваше пение.

— Х-хорошо.

Коридор странно изгибался, а пол раскачивался, как веревочный мост над горным ущельем, но Ник изо всех

сил старался держаться на ногах, пока Аджит не приземлил его на кровать. Правда, не в ту сторону, голова оказалась в изножье, ноги в туфлях с пряжками — на подушке.

— Ух-ходи. С-спасибо тебе.

— Еще обувь, сахиб.

Аджит стянул с него туфли и стал развязывать шейный платок.

— У-хо-ди, — повторил Ник и сомкнул веки. — Ид-ди спать.

Перед глазами закружились опасные вихри тьмы, и он с благодарностью погрузился в ее объятия.

* * *

— Проснитесь, сахиб Николас! Проснитесь!

Это что, землетрясение? Ник с трудом разомкнул веки и искоса глянул на Аджита. Нет, комната стояла на месте, это трясли его самого.

— В чем дело? И который час, черт подери? — Еще даже не начало светать, а голову словно набили разогретым мокрым песком.

— Половина четвертого, сахиб. Кто-то украл Раджата.

— Когда? — Преодолевая тошноту и головокружение, Ник заставил себя сесть. Он вернулся всего час назад, и бренди в нем все еще больше, чем крови.

— Конюх обнаружил пропажу, когда чистил каретных лошадей. В стойле пусто, седла и уздечки тоже нет.

— Но… — Что-то не так с этой кражей. Ник напряг мозги, пытаясь осознать, в чем дело. — Раджат убил бы любого вора при малейшей попытке его увести. Как и Паван.

— Я знаю. — Аджит стиснул тюрбан. — Я все думал, как это могло случиться… может, его чем-нибудь опоили?

— Или его увел кто-то, к кому он привык. — Оставшаяся в жилах кровь, казалось, отхлынула куда-то к ногам. — О нет, она не могла!

— Мэмсахиб? Но зачем ей?

— Не знаю, голова совсем не работает. Сходи проверь, в постели ли она.

Ник поднялся и кое-как добрел до умывальника. Вода была едва теплой, но он все равно окунул голову и насухо вытерся полотенцем. Потом стал выбираться из парадной формы — он так и спал в ней, — стащил узкий мундир, высокий воротник и облегающие бриджи и стал натягивать обычную гражданскую одежду для верховой езды.

— Мэмсахиб спит, — доложил от двери Аджит.

— Ты уверен?

— Я приоткрыл дверь и заглянул. Видно, что на кровати кто-то лежит.

Бренди сбивал с ног не хуже удара по голове, но интуиция на грядущие неприятности активно о себе напоминала. У него тревожно засосало под ложечкой. Ник упрямо направился к спальне Ануши. Но заглядывать не стал, прямо вошел в комнату и откинул москитную сетку, натянутую вместо полога. В постели никого не было, а впечатление спящего тела создавал лежащий посреди валик.

— Надо ее вернуть, и немедленно.

Полчаса спустя в доме уже поднялись слуги. Ник в перерывах между поисками пил обжигающий черный кофе, Джордж вышагивал взад и вперед и так резко поворачивал, что полы его шелкового халата прямо-таки взмывали.

— Какого дьявола она устроила? Ее горничная говорит, что она забрала несколько смен постельного белья и одежду, в которой приехала, — это не верховая прогулка при луне! Я знаю, что она была расстроена, но…

— Чем расстроена? — Ник налил себе еще кофе.