Запретная любовь. Колечко с бирюзой
Шрифт:
Чарльз спас положение весьма прозаичным замечанием, что прежде всего ему надо раздеться. Благодарение Господу за эти повседневные обычные дела, подумала Кристина, радуясь, что Чарльз не может подняться наверх и пройти мимо двери в спальню Джеймса.
Медсестра отказалась от кофе. Ей надо было вместе с машиной вернуться в больницу: машина могла потребоваться. Она пожелала Чарльзу всего наилучшего, пожала руку Кристине и удалилась.
Чарльз добрался до гостиной и неуклюже опустился в самое высокое кресло, какое Кристине удалось для него найти. Она поставила его перед камином. Поленья в камине полыхали веселым ярким пламенем. Они сидели рядом и пили кофе. Чарльз смаковал его, тем более что она налила в чашку ложечку коньяку.
— Бог ты мой, как хорошо, — сказал он с глубоким вздохом, ставя чашку на блюдце. — Все кругом выглядит просто чудесно. Эти долгие месяцы в больничной палате… Боже мой, Крис, ни за что не хотел бы снова там очутиться.
— Надеюсь, никогда больше не придется.
— Бобби и Кэт придут сегодня?
— Да, как ты просил. Я устраиваю небольшой званый обед по случаю твоего возвращения.
— Все в полном порядке, — кивнул он. — Ты в самом деле отлично поработала.
Она встала и поправила абажур на одном из бра.
— Пожалуй, даже больше, чем прежде, — сказала она смеясь. — Ты всегда говорил, что я плохой организатор.
— Крис, есть много вещей, которые я говорил и теперь очень о них сожалею.
И это говорит он — гордый, упрямый человек! Кристина повернулась к нему. Его глаза стали менее жесткими, чем прежде. Горе, без сомнения, смягчило бедного Чарльза. Один из его костылей со стуком свалился на пол. Она подняла его. В тот момент, когда она выпрямилась, Чарльз взял ее за руку.
— Огромное тебе спасибо, за то, что ты так мила со мной, Крис. Ты в самом деле провернула кучу всяких дел!
— Ты мне нынче очень нравишься, — смеясь отозвалась Кристина.
— Настолько нравлюсь, что ты готова меня поцеловать? — спросил он.
Она вдруг опустилась перед креслом на колени. Ее руки обвились вокруг его талии, а лицо прижалось к его ноге.
— Ты знаешь, что я сделала бы это с удовольствием. О Чарльз, я чувствую себя ужасно глупой и знаю: ты терпеть не можешь, когда я слишком даю волю эмоциям, но ничего не могу с собой поделать. Если не считать Дилли, я была страшно одинока. Филипп ничего больше для меня не значит — ты знаешь, что это так, но я ни на минуту не перестаю думать о Джеймсе. Я знаю, и ты тоже. И я раскаиваюсь во всем. По-прежнему считаю, что вся вина лежит на мне. Иногда меня это просто убивает.
Он погладил ее красивые волосы:
— Я ничего не имею против твоих эмоций, Крис. Сегодня я и сам отчасти настроен так же. Но, по-моему, нам не следует говорить о прошлом. Давай подумаем о тех хороших днях, что будем проводить вместе. Это Рождество мы сделаем по-настоящему веселым. Маленькому Джеймсу это было бы по душе.
Кристина подняла на него глаза. Губы у нее задрожали. Впервые за многие недели Чарльз произнес имя сына. Она подумала: если он оказался способен на это, значит ему действительно стало лучше. Она была рада. Он приподнял ее лицо за подбородок, наклонился и очень нежно поцеловал в губы.
— Дай мне время, Крис, — сказал он, — дай мне время разобраться в себе самом. Ты тоже, без сомнения, нуждаешься в перенастройке. Мы попробуем вернуться к прежним отношениям — я имею в виду те, что существовали между нами задолго до того, как все это случилось, до того, как мы надоели друг другу.
Она кивнула. У нее не было сил сказать что-либо. В комнату ворвалась Дилли, размахивая длинным конвертом.
— Она пришла — моя характеристика пришла! Мама… папа… читайте. Я уверена, что она просто потрясающая!
— А я готов спорить, что плохая, — сказал Чарльз, подмигнув Кристине.
— Пусть папа вскроет конверт и прочтет, что там написано, — сказала она.
Она оставила их склонившимися над конвертом. Ей надо было пойти поговорить с Фоской о том, как долго следует жарить бифштекс для Чарльза. Ему подадут на ленч его любимое филе на вертеле с жареными грибами.
На кухне Фоска, сильная, деревенского вида девушка-итальянка с черными глазами и волосами, готовила салат. Она улыбнулась Кристине, блеснув белыми зубами:
— Бедный синьор! Не мочь много ходить. Но очень красивый. Белокурый англичанин мне нравится!
Кристина, еще минуту назад готовая расплакаться, невольно рассмеялась:
— Поскорее делай салат, Фоска.
— Синьор любить чеснок? Я натру миску чесноком. Да?
— Чеснок — нет, — сказала Кристина, — он не любить.
Потом она вздохнула и сморщила нос. Смешно, но неожиданно она перенеслась в Рим — к смутным, но упорно возвращавшимся воспоминаниям о поцелуях Паоло. Каким красивым он был. Как полон любовных чувств, как великолепен — если бы только не чеснок!
И она снова повторила:
— Не надо чеснока, Фоска. Никто из нас его не любит.
КОЛЕЧКО С БИРЮЗОЙ
РОМАН
ГЛАВА 1
Приятный молодой человек в шляпе, черном костюме и с дипломатом в руке зашел в туристическое агентство мистера Трамма. За столом сидела хорошенькая девушка.
— Мне хотелось бы провести отпуск в Риме, — с улыбкой обратился он к ней. — Не могли бы вы заказать билет и номер в приличном отеле на конец мая?
— Ну конечно. Это моя работа, — приветливо ответила она.
Молодой человек поглядел на матовую стеклянную дверь за спиной девушки с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и спросил:
— Мистера Трамма сегодня нет?
— К сожалению, нет. Не беспокойтесь, я отлично справлюсь с вашим заказом.
— Вы очень любезны, — кивнул он и назвал свое имя.
Рози Беннет — так звали девушку — начала заполнять карточку: «Джон Уисли, Уайтлендс-хаус, улица Кингс-роуд в Челси».
А Джон Уисли не сводил с нее восхищенных глаз. Он был рад, что не застал мистера Трамма: куда приятнее иметь дело с мисс Беннет! Пожалуй, ей лет девятнадцать-двадцать, и, похоже, — она с характером: это видно по упрямому подбородку с ямочкой. А таких глаз Джон Уисли в жизни не встречал — ярко-синие, как васильки, со сказочно длинными ресницами. Тоненькая и грациозная, в нежно-розовом платьице и белой вязаной кофточке, на шее — бело-розовый шарфик. Волосы до плеч — темные, с рыжими искорками, густые и волнистые. В общем, прехорошенькая!