Запретная Родина
Шрифт:
– О! А с Кариной не говорил?
Алеард усмехнулся.
– Да, и с ней тоже. Но только из любопытства. Вы с ней очень разные. Она самодостаточный человек, но нуждается в постоянной поддержке. Ты привыкла полагаться только на себя, не ищешь прямых путей и не ждешь похвалы. А ещё умеешь чувствовать открыто, всем сердцем отдаваться людям, даже если они тебе не по нраву. Знаешь, что бы сделала Карина в случае с Азаной?
– Думаю, она бы довела её до истерики своими остроумными насмешками, – сказала я. – А потом выставила перед всеми дурой.
– Вот
– Ты сказал, что я похожа на маму.
– Если говорить о внешних чертах – от неё у тебя волосы и глаза. Мне показалось, твоя мама в глубине души хочет лучше узнать тебя, но боится. В ней сокрыта жажда познания, если она делает – то всеми силами, с полной отдачей, если говорит – всегда искренне, если верит – до конца, не предавая этой веры. Вот этим вы и похожи. Ну, а от папы у тебя упрямство, задорный характер и решительность.
– Как же за столь короткий срок ты смог это понять?
– Внимательно слушал, наблюдал за энергиями, исходящими от них. И понял, что ты жаждешь обрести истинную себя вдали от дома, и что родители поддержат тебя, помогут остаться собой.
– А причину, по которой я стремилась покинуть Землю, ты когда понял?
– Ещё раньше, – улыбаясь, ответил он, – когда ты говорила о своём доме. Скучаешь по родителям?
– Странно, но я знаю, что у них всё хорошо, и почти не скучаю. Наверное, потому что ты со мной, Алеард. Ты здесь – и у меня есть всё.
Я склонилась над ним – совсем как он склонялся надо мной – и, улыбаясь, поцеловала в губы. Алеард нахмурился, но глаза горели задором, и я мигом села на него верхом и продолжила поцелуй. Не знаю, что на меня нашло, откуда взялась эта смелость.
– Фрэйа… – сказал он хрипло. – Ты, кажется, не собираешься спать.
Я тихо рассмеялась и раскрыла на нём рубашку. Мне было радостно и прекрасно позволить себе касаться его. Прежде я хотела этого, жаждала всей собой, но стеснялась. И вот теперь стеснение удивлённо притаилось в уголке разума.
Я провела по его груди кончиками пальцев, тронула живот и руки… Я не знала, какой ждать реакции и была готова ко всему, но Алеард улыбнулся той самой любимой улыбкой и зажмурился, медленно вдохнув полной грудью. Новая волна сладкого восторга пробежала по телу: ему были приятны и необходимы мои прикосновения. И я продолжила…
Мы с Норой, Лаурой и Альбой приехали к дому позже мужчин – долго выбирались из пробки в центре города. Я ужасно не любила опаздывать, но неловкость затмило волнение. Что готовил нам это праздник? Пропавшие люди были мне чужими, но я, тем не менее, должна была сделать для них всё возможное. Уйти в сторону, переместиться в более светлый мир и там наслаждаться счастьем было бы неправильно. Меня преследовало чувство опасности, я не могла довериться даже Альбе – прекрасной женщине, умеющей создавать вещи. Когда я любопытно спросила, почему она не сделала нам платья, Альба улыбнулась виновато и смущенно:
– Что угодно, милая. Автомобиль, интерьерные вкусности, посуду… Но не шмотки. Ну не могу я их делать, хоть убей.
Я ерзала на сиденье. По поводу наряда определенно стоило беспокоиться. В одном из отделов я нашла великолепное длинное платье русалочьего силуэта с вырезом «лодочкой». Сверху переливчатая ткань была светло-голубой, цвета застывшего льда, а дальше медленно переходила в бирюзово-лазурный, насыщенный оттенок. У платья были облегающие рукава до середины кисти, и оно целиком было расшито прекрасными серебристыми нитями. Узор состоял из тонких затейливых паутинок и веточек, и крошечных завитушек. Его словно кроили по мне: нигде ничего не оттопыривалось и не висело. Точно по фигуре, не пришлось ни подшивать, ни переделывать.
У наряда имелся лишь один недостаток – весьма откровенный вырез на спине, доходящий почти до поясницы. Я решила, что волосы закроют его, и купила платье. Но всё как всегда пошло наперекосяк… Мы заехали в «салон красоты», где меня битых полчаса уговаривали нанести на глаза тени, а на ресницы тушь, напомадить губы и подрумянить щёки. Я то начинала истерически хохотать, то грозно сдвигала брови. В итоге, не сумев уговорить меня накраситься, Лаура попыталась «уломать» меня на высокую прическу.
– С такой шевелюрой можно придумать что угодно! – сказала она. – Хоть дом на голове построить.
Очевидно, мои волосы её смешили. Я так устала сопротивляться, что согласилась на что-нибудь простое. Хорошо, что парикмахер попалась понятливая и вежливая. Она тщательно уложила мои пряди, вплела сзади несколько серебристых лент, затейливо скрутила и весь этот натюрморт перекинула вперёд. Теперь спина предстала во всей красе, и было поздно что-то менять.
– Всё отлично, Фрэйа, – успокаивающе сказала Альба. – Нам пора выезжать. Не бойся, твой облик сыграет важную роль.
От химических запахов меня пробило на дикий чих.
– Спасибо! Апчхи!.. Я постараюсь не подвести. Чхи-у!..
– Будь здорова, – рассмеялась женщина.
И вот я сидела в машине, чихая и взволнованно теребя в руках сумочку. Нора была в красном платье с расшитым корсажем, Альба в чёрном, украшенном пайетками и стеклярусом, а Лаура выбрала кружевное малиновое платье. Только у Лауры волосы доставали до плеч, и ей сделали высокую причёску, а вот Альба и Нора носили короткие стрижки. Они накрасились и выглядели хорошо, но мне претило такое количество макияжа на лице, особенно красные губы.
Дверь открыл молодой человек в странной одежде. Альба – старшая – вышла первой, я неуклюже вылезла последней. Я ещё не привыкла к наряду, не свыклась с туфлями. Нам пришлось подняться по высокой каменной лестнице и войти в позолоченную широкую дверь.
– Прошу вас! – приветствовал неизвестный мужчина.
До поры до времени я пряталась за спинами девушек, хотя с моим ростом да ещё на каблуках сделать это было нелегко. В глаза ударил ослепительный свет огромных канделябров, я опустила ресницы и, уцепившись за локоть Альбы, протопала в просторную залу, отчаянно шмыгая носом.