Запретные навсегда
Шрифт:
— Я люблю тебя, — шепчет она мне в губы, ее руки прижаты к моей груди. Она говорила это полдюжины раз с тех пор, как мы были во внутреннем дворике, и я тоже. Однажды сказанное без колебаний и мучений, кажется невозможным не повторять это снова и снова, чтобы компенсировать все те разы, когда мы должны были сказать это друг другу и не говорили.
— Я не хочу спать. — Губы Саши касаются моих, ее язык проводит по краю моей губы. — Я просто хочу продолжать это делать.
— Только это? — Я углубляю поцелуй, скользя своим языком по ее языку и наслаждаясь тем, как она напрягается напротив
Я всю свою жизнь был человеком, у которого под рукой было богатство. Все, что мне когда-либо нужно было сделать, это протянуть руку и взять его. Но ничто никогда не заставляло меня чувствовать себя таким богатым, как держать Сашу в своих объятиях, зная, что она моя, а я принадлежу ей.
Это у нас есть навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока мы живы.
Я намерен, чтобы это длилось как можно дольше.
Саша отступает назад, прерывая поцелуй и, взяв меня за руку, ведет к кровати.
— Я могу подумать о множестве вещей, которыми я хотела бы заняться остаток ночи, пока не сплю, — многозначительно шепчет она. Я чувствую, как мой член дергается только от этого, несмотря на ошеломляющий оргазм, который я испытал несколько минут назад. — Если ты готов к этому…
— Я готов ко всему. — Я делаю шаг вперед, хватаю ее за талию и поднимаю, когда она издает удивленный писк, укладывая ее спиной на кровать. — Я уже наполовину готов к этому, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Я многозначительно ухмыляюсь ей, потянувшись к пуговицам своей рубашки.
— Но сначала я хочу увидеть, как ты обнажишься для меня.
Мой член напрягается, содрогаясь от этой мысли с волной вожделения, которая пронзает прямо мой позвоночник. Я думал о обнаженной Саше больше раз, чем готов признать, и теперь я хочу видеть ее без стыда. Сегодня вечером, впервые, у меня нет никаких сомнений по поводу того, что мы делаем, никаких колебаний по поводу того, что мы с ней созданы друг для друга. Я уже слишком много раз совершал эту ошибку. Я чуть не отказался от лучшего, что мне когда-либо предлагали, обеими руками, и я больше не повторю этой ошибки.
— Вот так? — Саша с намеком тянется к завязке на поясе своего платья. — Ты же знаешь, что под ним ничего нет.
— О, я знаю. — Я слышу жар в своем голосе, когда мои пальцы застывают на пуговицах рубашки. Воспоминание о том, как я просунул руку под ее платье, почувствовав ее обнаженную грудь, под которой ничего не было, останется со мной надолго. Я все еще чувствую комочек ее мокрых трусиков у себя в кармане. Хотя я не могу представить, что мне нужно будет долго мастурбировать, мысль о том, чтобы обернуть их вокруг своего члена и поглаживать себя тканью, пропитанной возбуждением Саши, мгновенно делает меня твердым как камень, пульсирующим и отчаянно желающим снова освободиться.
Она медленно раздвигает материал. Я мельком замечаю бледную кожу, кусочек груди, живота и бедра, а затем она пожимает плечами, позволяя платью соскользнуть, и стягивает его с себя. Она полностью, восхитительно обнажена под ним, ее совершенное тело выставлено на всеобщее, мое обозрение. Когда она смотрит на меня своими огромными голубыми глазами, я испытываю такое болезненное возбуждение, как будто не кончал месяцами.
— А теперь дай мне посмотреть на тебя, — шепчет она, протягивая ко мне руки, и я позволяю ей начать расстегивать мой ремень, пока сам заканчиваю расстегивать рубашку.
Это похоже на новый старт, на новое начало. Особенно здесь, в тихом уединении дома, когда нас окружает тяжелая ночь, я чувствую себя здесь с Сашей в коконе, наконец-то защищенном от окружающего нас мира. Такое чувство, что здесь нет ничего, кроме нее и меня, как будто этого больше никогда не будет, и я довольствуюсь тем, что пока пребываю в этом чувстве.
Ее рука обхватывает мой член, когда я снимаю последнюю одежду, поглаживая, она притягивает меня ближе, и я стону, когда ее пальцы скользят по моей набухшей головке члена.
— Мы можем поиграть позже, — шепчет она, ее бедра сжимаются вместе, когда она подвигается, освобождая для меня место на кровати. — Прямо сейчас я просто хочу, чтобы ты снова был внутри меня.
Я наклоняюсь к ней, перемещаясь на кровать так, чтобы лечь рядом с ней. Медленно я поворачиваю ее так, чтобы ее спина была обращена ко мне, притягивая ее к изгибу моего тела, когда мой член устраивается между ее бедер, мои губы касаются задней части ее шеи.
— Не могу с этим поспорить, — тихо бормочу я, моя рука скользит вниз по ее бедру, чтобы закинуть ее ногу на свою, в то время как мой член прижимается к влажному теплу ее входа.
На этот раз нет необходимости приглушать крик удовольствия, который она издает, когда я толкаюсь в нее, постанывая в ее плечо от того, как она сжимается вокруг меня, отталкиваясь от меня, когда она безмолвно умоляет меня о большем. Решение, которое я принял много лет назад, сохранять целибат с самого начала, было связано не с тем, чтобы быть только с одной женщиной, это было связано с тем фактом, что я думал, что никогда ни с кем не буду, и не хотел мучить себя вкусом удовольствия, от которого мне пришлось бы отказаться. Но сейчас, в этот момент, я рад, что это всегда была только она, что это всегда будет только она.
Я хочу обладать ею полностью, заявить на нее всецело свои права, и я тоже могу стать для нее этим всем. Я всегда буду принадлежать только ей, и в этом нет никакого сожаления, потому что не существует другой женщины, которая могла бы сравниться с ней. Все, чего я когда-либо хотел, это Саша, и отныне я всегда буду хотеть только ее.
Впервые за долгое время сон приходит быстро и глубоко после того, как я обнимаю обнаженную Сашу, уютно устроившуюся в моих объятиях. Окно приоткрыто, сквозь него дует приятный ветерок, и легко забыть, что снаружи еще есть какая-то опасность, по крайней мере, пока я еще не сплю.