Запретные навсегда
Шрифт:
Во сне совсем все по-другому.
В моих снах я снова стою в дождливом переулке, впервые намеренно сжимая в кулаке холодный металл пистолета. Камни влажно поблескивают от дождя и неона, и я слышу свой голос, выкрикивающий чье-то имя, когда мужчина убегает от меня. Я чувствую, как мой палец давит на спусковой крючок, и вижу, как выстрел проходит мимо цели. Я слышу его крик боли, когда пуля настигает его, заставляя растянуться на камнях, перекатиться на спину, когда начинает капать кровь, и он отползает назад.
В переулке, несомненно, воняло мусором, мочой и застарелым
У него хватило смелости убить моего брата, но не настолько, чтобы столкнуться с последствиями этого. Я хотел убить его медленно, желание, которое у меня не было времени обдумать в тот момент, но было так много раз впоследствии. Я вертел, это желание в руках снова и снова, как истертый камень, сравнивая его позже с тем, что я чувствовал к Алексею, еще позже с тем, что я чувствовал к Арту и Эдо после того, как узнал об их предательстве и планах в отношении Саши. Я обнаружил внутри себя глубокий колодец насилия, который только начал открывать той ночью, но это было начало.
Мне снится, как он умолял, как я подкрадывался к нему, мое намерение убить его только росло с каждой мольбой.
— Умри, как гребаный мужик, — прорычал я ему, направляя пистолет ему в лоб. — А не сопливым сопляком.
— Ты имеешь в виду, как твой брат умер?
Он нашел в себе мужество бросить последнее оскорбление, и я бы содрал с него кожу до костей, если бы у меня было на это время. Вместо этого я застрелил его, а после того, как выбросил его тело в мусорный контейнер, где ему и место, я посмотрел на кровь на своих руках и подумал, должен ли я испытывать еще большее сожаление. Я не мог спорить, когда меня отстранили от священничества, до того, как я выследил этого человека. Я уже тогда знал, что во мне живет жестокость. В глубине души я знал, что не подхожу для этого.
Сейчас, во сне, человек и переулок превращаются во что-то другое: Алексей на своей импровизированной сцене, связанный и ожидающий правосудия и мести Виктора. Я стою там, его рука сжата в моей, и с моих рук капает кровь, они залиты ею, пропитывая и окрашивая дерево подо мной, а сверху до моих ушей доносится насмешливый голос Алексея.
— Ты не боишься своего Бога, священник?
Мой ответ во сне такой же, как и всегда.
— Я боялся бы, если бы думал, что Бог находится в этой комнате.
Но кровь другая.
Когда я отрезаю его палец, она превращается в бурлящую реку. Я слышу крик над собой, не замученный крик взрослого мужчины, а испуганный вопль женщины. Когда я поворачиваюсь лицом к фигуре, болтающейся позади меня, с растущим ужасом, это уже не Алексей, подвешенный для своих мучений. Это Саша, обнаженная и напуганная, ее изрубленная рука вырывается из моей хватки, когда море крови поднимается вокруг нее, льется из моих рук, угрожая утопить ее. Ее голубые глаза смотрят на меня с широко раскрытым ужасом, когда кровь доходит до ее подбородка.
Почему ты вернулся, Макс? Без тебя мне было безопаснее.
Они никогда не оставят меня в покое из-за тебя.
Безопаснее без тебя… без тебя…
Ее голос обрывается, булькая кровью, когда она тонет в ней, и я резко просыпаюсь в безмолвной темноте, весь в поту, с колотящимся в груди сердцем. Рядом со мной спит Саша, повернувшись на бок, ее голова подложена рядом с тем местом, где должна быть моя, вокруг нее подоткнута простыня. Она выглядит такой умиротворенной, какой я ее никогда не видел, и я не хочу оставлять ее ни на минуту.
Мне нужен свежий воздух.
Медленно я встаю, поднимаю свои брюки с того места, где они были небрежно брошены на пол, и натягиваю их обратно, осторожно, чтобы не потревожить ее. Я не беспокоюсь о рубашке, в это время ночи больше никто не встанет, если только в доме нет кого-то еще, страдающего бессонницей. Даже тогда моя единственная цель, выскользнуть из комнаты как можно быстрее и тише, чтобы не разбудить Сашу. Я знаю, что она слишком долго не спала полноценной ночью в настоящей постели, и я не хочу лишать ее этого.
Ночь уже остыла, когда я выхожу во внутренний дворик, глубоко вдыхая свежий соленый воздух. Это почти сразу проясняет мою голову, напоминая мне о решениях, которые я принял, когда мы с Левиным уезжали в Москву. Я не ошибался в том, что отношения со мной подвергнут Сашу опасности, удержат ее в этом мире мафий, но то, что она была без меня, ничего не изменило. Ее похитили и чуть не казнили, и все это не имело ко мне никакого отношения. Разлука не сделала ситуацию лучше. Я сказал себе, что если бы я нашел ее, живую и невредимую, если бы она все еще хотела меня после всего, что произошло, я бы не повторил ошибок прошлого.
Ночной кошмар этого не изменит.
— Дело именно в этом. Просто сон, — бормочу я в прохладную темноту, стискивая руками перила, когда занавески колышутся вокруг меня. Просто ночной кошмар и все.
— О чем? — Мягкий голос Саши доносится из-за моей спины, ее рука касается моей обнаженной спины. — Тебе приснился кошмар?
Я молча киваю, замирая на мгновение, прежде чем повернуться и посмотреть на нее.
— Мы вернулись к Алексею, — тихо говорю я ей. — Я потерял тебя. Это была моя вина. Из-за того, что я натворил.
Саша кивает, как будто понимает, что я видел, о чем я говорю, и что-то в выражении ее лица заставляет меня думать, что она искренне понимает. Ее рука остается на мне, скользя в мою сторону, когда я поворачиваюсь, и она тянется так, что обе ее руки оказываются на моей груди, проводя по мягким темным волосам там.
— Нас там больше нет, — тихо говорит она. — Алексей остался в прошлом. Все это так и есть. И ты не потеряешь меня.
— Я не уверен, что смог бы это вынести. — Мои руки ложатся на ее талию, на шелковистую ткань платья с запахом, которое она снова надела, и я притягиваю ее ближе. — Я не думаю, что смогу жить без тебя, Саша.